Танец бабочки - [55]

— Думать, — настойчиво промолвил Икуно удостоверившись, что воин обрёл долю здравомыслия.

Следопыт ступил на овеянную недавним боем землю. Необходимость требовала скурпулёзной работы. Дух охотника, когда-то давно пришедшый с легкой отцовской руки, навсегда слился с душой, определив судьбу на многие годы. След кабана все еще терялся в зарослях, слабый, едва различимый, но все так же влекущий за собой. И самым увлекательным в этой гонке была не так победа, как возможность разгадать очередную загадку животного. И Икуно, шаг за шагом, с легким азартом двигался по следу, изучая небольшой песчаный участок земли.

— Все было продумано до мелочей, — обернулся к партнеру. — Во-первых — место. Кустарник скрывает участок от посторонних глаз и вместе с тем находится невдалеке от дома. Во-вторых — время. Глубокие сумерки, ближе к полуночи, когда служанка покинула дом. Осталось последнее — метод. Не думаю, что схватка входила в планы убийцы. Скорее всего что-то пошло не так. Или Синмэн заподозрил неладное. И все же надо отдать должное мастерству противника. Оглушить мастера и сымитировать сэппуку — сделано блестяще. Неясно одно — каким образом Синмэна заманили в ловушку.

— Вероятно, Сато знал убийцу, — высказал догадку Мунисай.

— Вероятно, — туманно вымолвил рёнин и после недолгих раздумий встал рядом с Такаги. — Что ты видел?

Малец сделал диковинный жест и указал на дом.

— Убийца потащил тело к дому, — комментировал следопыт. — Дальше?

Такаги решительно провел рукой внизу живота.

— Синмэну вскрыли живот, — заключил Икуно.

Малец кивнул.

— Как же тебе удалось остаться незамеченным? — спросил следопыт.

Такаги ухмыльнулся и с чувством достоинства изобразил самодовольную мину.

— Ах, да… Глупый вопрос… С твоим-то ростом и в темноте… Жаль, что ты не заметил лица второго. — Икуно вглядывался в окрестности пытливым взором.

Малец дернул следопыта за хакама, указав на участок.

— Что?

Такаги провел пальцами у рта.

— Говорить? Что говорить? — пытался уловить мысль следопыт. — Ты говорил? Нет?… Говорили… Они говорили? О чем?!

Икуно сжал мальца за плечи.

— Ты слышал разговор?

Такаги отрицательно махнул головой, неопределенно указав рукой на кустарник.

— Далеко, — посетило понимание рёнина. — Ты мог только смотреть.

Малец согласно кивнул.

— А голос? Может быть, голос? Ты не узнал чужой голос?

Такаги задумался.

— Ну, же… Вспомни… — подгонял рёнин. — Возможно ты уже где-то слышал голос?

Малец отчаянно копался в глубинах памяти. Но на ум не приходило ничего знакомого.

— Не страшно, — успокоил Икуно. — Ты молодец.

Троица молча созерцала навевающую смутные мысли землю. Строить предположения не имело смысла. В воздухе витали обрывки далекого эхо, призрачные осколки мозаики. Земля готова была раскрыть свои тайны тем, кто сможет читать ее знаки, тем, кому хватит смелости ступить в неизвестное.

Рёнин нарушил молчание первым.

— Синмэн знал…

— Что? — рассеяно произнес Мунисай.

— Синмэн знал о западне, — сказал Икуно, все отчетливей осознавая слабые проблески в тумане неведомого.

Самурай недоверчиво покосился:

— С чего ты взял?

Рёнин не спешил с ответом, словно вслепую пробираясь сквозь чащи.

— … я рвусь к пути, давно золой покрытым, — процитировал строку.

— Ну и что?

— Это последнее стихотворение Синмэна. Тушь еще свежая, — все так же осторожно сказал Икуно.

— Ну и что? — упрямо повторил Мунисай.

Решение, неожиданное в своей простоте, разворачивалось прямо перед глазами.

— Я понимаю, что поэзия для тебя — темный лес. Однако зола перед нами. — Рёнин указал на дрова.

— Ты хочешь сказать, что… — начал прозревать самурай.

Отвисшая челюсть воина свидетельствовала о лихорадочных раздумьях.

— Вот именно, — подтвердил подозрения следопыт. — В иносказательной форме.

Синмэн записал будущую встречу.

В одно мгновение нити мозаики сплелись в цельную часть, пока еще не полной картины.

— … давно золой покрытым, — изумленно прошептал Мунисай.

Рёнин внимательно взглянул на воина:

— Как ты думаешь, что это?

Самурай не долго медлил с ответом:

— Прошлое.

— В самую точку, — улыбнулся Икуно. — Я начинаю думать о тебе хорошо.

— Это плохо?

— Конечно. Ведь ты мыслишь со скоростью улитки, — ядовито произнес рёнин и подмигнул. — Зачем мне заниматься самообманом?

— Я вступил в новую стадию развития, ты забыл? — безаппеляционно заявил самурай.

Следопыт уважительно отшатнулся:

— Звучит грандиозно. Впрочем, мы отвлеклись. Из всего выходит, что Синмэн терзался прошлым и именно с этим связана встреча.

Не дав самураю возможности для самолюбования, Икуно направился к центру участка, осматривая землю.

— Что ты ищешь? — крикнул Мунисай.

— Следы.

Некоторое время Икуно настойчиво рыскал по песчанику. Подобравшись к стопке дров, принялся внимательно заглядывать между поленьями.

— Что там? — нетерпеливо произнес Мунисай.

— Кое — что, — пробормотал следопыт и запустив руку, вытащил скомканый лист пергамента.

Самурай торопливо подбежал.

— Что это? — спросил, глядя на неожиданную находку.

— Ты не ждешь писем? — полушутя спросил Икуно.

— Нет, — пролепетал самурай.

— А Синмэн, похоже, ждал…

— Ты думаешь, что… — воин посмотрел с нескрываемой тревогой.

— Думаю.

Мунисай растеряно вертел в руке белый лист. В клочке чистой бумаги затаились тысячи иероглифов. Пусть незримых, но от этого ни менее притягательных. Наблюдая оживление с каким воин вцепился в лист, Икуно даже позавидовал молодому самураю. Чистые страницы хороши тем, что как с искренним воодушивлением в них читаются слова жизни, так с таким же успехом — приносящие смерть. Но как часто в своей беззаботности мы забываем об этом.