Танец бабочки - [29]

11

Глубокая ночь госпожой царила в комнате. Икуно вздохнул и сняв таби — носки для сандалий, присел на циновку. Еще один день позади. Все уходит. Осенней листвой — вниз, радуя ускользающей красотой. И то, что издали казалось незыблемым, неизменно меняет свой облик, стоит лишь дотянуться. Что же остается?

Рёнин приложил меч ко лбу и вознес молитвы богине Канон и Хачиману — богу войны. Такое соседство могло выдатся странным, но следопыт не находил в этом ничего зазорного. У богини милосердия Икуно просил сострадания к душам ушедших предков, коих поминал в своих ежевечерних молитвах. Щедроты Хачимана, на которые уповал рёнин, ограничевались просьбой о присутствии боевого духа. Можно было побеспокоить еще Хотэя — бога изобилия, или Дзидзо — покровителя путников, но Икуно не видел в этом надобности. Рёнин всегда просил только необходимое. Позариться на большее — значит беспокоить богов понапрасну. Все, что нужно воину всегда при нем — меч и честь. Если по воле Неба ему улыбнется удача, он примет ее с благодарностью, если повернется спиной — он примет ее со смирением.

Икуно опустил катану и распустил матадори — узел волос на макушке. В комнате висела полумгла и глаза рёнина застыли на мерцающем огне ночника. Бывали ночи, когда он просиживал так до первых лучей солнца, не замечая времени, погруженный в себя. Будто учавствовал в молчаливом собрании духов. Гости далекой страны мертвых приходили навестить старого друга, усаживались вокруг андона[41] и вели невидимую беседу. Икуно не боялся мертвецов. Их пустые глазницы не пугали, а скорее притягивали. Да и кроме того им было что вспомнить.

Следопыт подобрался, ощутив чужое присутствие. Рука инстинктивно потянулась к мечу, замерев на полпути. Знакомый запах заставил расслабиться.

— Что ты здесь делаешь?

Тень покинула угол, приняв зримые очертания.

— Как вы узнали? — спросила девушка.

Рёнин никак не рассчитывал на визит гостьи. Но и удивляться для него уже давно вышло из моды.

— Духи… — произнес без энтузиазма. — Местные травы?

— Да, — ответила девушка робко.

Небольшого роста, в сумраке комнаты, она производила впечатление крохотного существа в платье. Рёнин не мог видеть ее лица, так как находился спиной к гостье. Но затылком чувствовал взгляд.

— Приятный аромат, — сказал учтиво.

Несмотря на то, что запах духов висел над головой манящим облаком, Икуно остался равнодушен к пьянящему аромату. Рёнина больше интересовали причины внезапной случайности, по которой гостья оказалась в комнате.

— Что тебе нужно? — повторил вопрос.

Девушка смущенно шевельнулась:

— Я должна отблагодарить вас, — сказала в полголоса.

Неожиданный поворот обрадовал мало. Щедрость даймё, вероятно могла пленить кого угодно, но рёнин был осторожен с такого рода подарками. При всем налете цинизма и внешней бравады, воспитание полученное в детстве навсегда влилось в монолит его натуры. Икуно не мог позволить себе относиться к людям как к товару.

— Что ж… — промолвил сонным тоном. — Я принял твою благодарность. Можешь идти.

Ответ рёнина не удовлетворил девушку.

— Я обязана вам жизнью, — веско сказала гостья.

Икуно только усмехнулся:

— Жизнь — штука малоприятная. Я бы этому не радовался.

Девушка опустила глаза, теряясь в догадках. То ли хозяин с ней играет, то ли и впрямь искренен. И хотя она свыклась с ролью игрушки, иногда в ней просыпалось человеческое достоинство.

— Мой господин считает иначе.

Следопыт выдержал паузу. В тоне гостьи сквозил упрек. Вероятно вся ситуация в целом для девушки была неприятна. Икуно это позабавило. Неужели в служанке, а возможно и наложнице, проснулся стыд? Ведь для девушек ее круга подобное занятие — вещь обыденная.

— Даймё мудр, но у тебя, очевидно, свое мнение? — спросил многозначительно.

В гостье взыграло презрение:

— Для меня иметь собственное мнение — непозволительная роскошь.

— Прискорбно. Думать иногда полезно.

— Полезно, если это что-то меняет.

Икуно уловил иронию и понял безвыходность положения девушки. Даже если предположения верны, рёнин не собирался подначивать гостью. Забавляться с чувствами людей ни в его правилах.

— Возвращайся. Скажешь, что я остался доволен и пищал как кролик.

Гостья не двигалась с места.

— Ты еще здесь?

Девушка приблизилась и, присев, стянула платье.

— Я всегда отдаю долги, — сказала с неотступным рвением.

Следопыт остался безучастен к полуобнаженному телу. Упрямство гостьи могло бы вызвать восхищение, но ни в этот раз.

— Я не собираю подачек, — отрезал рёнин.

Непреклонность самурая оказалась неожиданной.

— Благородство должно быть вознаграждено, не правда ли? — девушка повторила попытку.

— Чем? Мясом? — Взгляд следопыта прожог насквозь.

Оскорбление задело гостью и она не сдержалась.

— Я не молила вас о спасении, — процедила почти шепотом.

То, что от девушки не удавалось избавиться стало досаждать следопыту. Рёнин чувствовал себя глупо рядом с полуголой гостьей, чья уязвленная гордость нашла виноватого по какой-то нелепости именно в нем. Несмотря на то, что следопыт отсрочил время ее кончины.

— Понимаю, — кивнул Икуно. — Ты, наверняка, молила о смерти, а я все испортил.

Прости. Это моя вина. Позволь мне искупить ее.