Танец бабочки - [16]

Тем временем противники, увлекшись схваткой, вылетели на улицу, выбив входную дверь. Глава клана с братом последовали за дерущимися. Стояло лето и молодые люди лихо запрыгали по зеленому двору, нанося друг другу удар за ударом.

Бой постепенно переместился на улицу и привлек внимание самураев, топтавшихся невдалеке. Несмотря на пыль, которую подымали бойцы, вокруг них быстро образовалась толпа почитателей уличных драк и криками принялась осторожно подбадривать противников, немного смущаясь присутствием самого даймё. Впрочем. молодые люди не нуждались в дополнительной поддержке. Их ненависть по отношению к друг другу была настолько большой, что придавала необходимые силы для противостояния. Кровоподтёки на лицах обоих свидетельствовали за последнее.

Кто знает сколько бы еще продолжался бой, если бы не случайность. Курандо неожиданно поскользнулся на косточке вишни и потянув Икуно за собой, свалился в канаву. Все было бы ничего, но как на зло ею оказалась помойная яма. Неприглядное положение мигом остудило пыл противников. Оба молодых человека, утопая по грудь в помоях, застыли посреди коварного места.

Улица грохнула хохотом. Даймё Ицуери схватился за бока. Иттэй последовал примеру брата.

— Дайте бедняжкам полотенце, — крикнул с иронией кто-то из самураев.

— Зачем? Они вернулись в свою природную среду, — подметил Иттэй.

— И неплохо смотряться вместе, — добавил Ицуери.

Толпа завыла от смеха. Понимая всю неприглядность своего положения, молодым людям оставалось только беспомощно терпеть. Выставить себя на посмешище перед знатными воинами клана и перед самим даймё удавалось не каждому.

От осознания собственного бессилия у противников подкатывался ком к горлу.

Уши горели от стыда. Головы покорно опущены вниз.

— Да… — произнес сковозь приступы смеха Иттэй, — я начинаю сомневаться в основах. Ярость вашей схватки навела меня на странные мысли. Мы ошибочно считали, что необходимую отрешенность во время боя дает непривязанность к жизни. Но теперь я понимаю, что возможность для вашего дружка лишиться уютного местечка в женщине, не менее сильная мотивация для воина.

Самураи во всю захохотали.

— Ты прав, брат, — изголялся Ицуери. — Какой странный парадокс! Наши воины готовы расстаться с жизнью, но отказаться от внимания женщин им не под силу.

— Будем хранить это открытие втайне, — продолжал измываться Иттэй. — Заложим технику новой уникальной системы подготовки воинов. Назовем ее «Горячий нифрит».

Смех облаком завис над молодыми людьми. Дальнейшее выяснение отношений не имело смысла. Слова Иттэя поставили жирную точку.

Воспоминание об отце настолько глубоко заполонили сердце, что время пути промелькнуло незаметно.

— А харчевня здесь имеется? — бросил Икуно, как только проехали первые крестьянские хибары.

Мунисай, молодой самурай, улыбнулся.

— А не рановато ли?

— Скорее поздновато, — буркнул Икуно.

Воин важно приосанился.

— Господин ждет вас к ужину в удобное для вас время, — произнес учтиво.

— Хм, — покосился Икуно, — такая вежливость встречается все реже.

— Традиции — основа могущества клана Нибуро. Законы гостеприимства для нас священны, — подчеркнул самурай.

— Неужели? — лицо гостя приобрело скучающее выражение. — Что ж ты не развлекал меня в дороге?

— Я — воин, а не танцор, — уточнил самурай, мысленно проклиная самодовольного спутника.

— Резонно, — согласился гость и зевнув, добавил: — Хотя танцор из тебя получился бы получше.

Мунисай проглотил намек. Клинок гостя был серьезным оппонентом и самурай не рискнул испытать судьбу дважды. Икуно, между тем, отпала охота дразнить молодого воина. То ли от долгой дороги, то ли от черезчур серьезного попутчика гостя клонило в сон.

Надвигались сумерки. Лошади, утомленные солнцепёком неторопливо брели вдоль улицы. Гость лениво рассматривал покрытые где черепицей, а где кипарисом дома. Солнце скрылось за горизонтом, окрасив алым цветом полнеба. Прохладный ветерок приятно ласкал лицо.

Такие вечера прекрасны для визитов к возлюбленным, когда заботы дня отброшены и слабый огонек лампады на веранде знак того, что тебя ждут.

Неприхотливый ужин из аваби[29] и вина, легкая беседа в полутьме, кружащий голову аромат сирени, голос далекой свирели. Свет лампы выхватывает из темноты слабые очертания женской фигуры, а звук ее мелодичного голоса тревожит сердце. И эта таинственность незаметно пробуждает желание. Словно туман, влечение обволакивает и сгущается в воздухе. Манящая улыбка женщины, ее немного испуганное ожидание — все пробуждает трогательную нежность. Такие вечера благословенны небесами и даже боги иногда спускаются полюбоваться очарованием летних ночей, когда в их честь в синтоистских храмах при свете факелов исполняются ритуальные песни и пляски.

— Далеко ли до имения? — тряхнул головой Икуно, проганяя негаданное видение.

— Мы приехали, — самурай натянул поводья.

— Куда?

Воин поправил эбоси — головной убор, и молча указал на толпу зевак у ворот большого дома. Икуно недовольно скривился.

— И охота тебе маяться на пустой желудок? — бросил устало.

Мунисай неопределенно махнул рукой:

— Мне было приказано вас доставить к месту проишествия.