Танец бабочки - [12]

Гость обреченно выпил и сполз на пол. Собственная беспомощность не поддавалась никакому пониманию. Самурай вспомнил Сусаноо, младшего брата богини солнечного света Аматэрасу. Беднягу изгнали с небес за буйный нрав — он ведь был богом ветра. Излишняя вспыльчивость сыграла злую шутку и с воином. Молодой человек находил мало приятного в том, что с такой легкостью поддался на уловки этого, на первый взгляд, недалёкого человека, лишенного манер и воспитания. Но факт оставался фактом: самурай опростоволосился как мальчишка.

— Ладно, — скривившись, сказал Икуно, — хорош дурака валять. С твоим рвением того и гляди без жилья останусь.

Самурай беспомощно ухмыльнулся.

— Пошли делом заниматься, — изрек хозяин.

Воин не мог не согласиться с разумными замечаниями. Гостеприимство дома вкушено сполна.

Натянув сандалии и накинув хаори[20], Икуно уже у двери остановил гостя:

— Слушай, а чего ты вообще на меня набросился?

Самурай оторопело глянул на хозяина.

— Так вы же приказали… — произнес нерешительно.

— Я?! — поразился Икуно, потом внушительно добавил: — Будешь слушать каждого идиота, так дураком и помрешь.

4

В селение въехали засветло. Всю дорогу молодой воин хмуро помалкивал, погруженный в тяжелые, как казалось, мысли. Взор самурая отстраненно блуждал среди верхушек деревьев. Видя задумчивость спутника, Икуно не настаивал на разговоре, не считая нескольких незначительных реплик. Тем более, что солнце стояло высоко, немилосердно опаляя головы. Удушливый воздух оседал в легких, ничуть не способствуя вентиляции. Жара шестого месяца удалась на славу.

Поглядывая на самурая Икуно невольно усмехался. С тех пор, как он впервые взял катану[21] в руку, прошло много лет, но пожалуй первые попытки в технике боя давались Икуно с не меньшим трудом. То ли дело отец. Позавидовать мастерству Иттэя могли многие.

Способность отца к мгновенной реакции не могла не вызвать восхищения. Иттэй был одним из тех уникальных воинов, технику которого можно было смело назвать непревзойденной. Трудно сказать наверняка, что послужило основой для такого таланта — природный дар или упорство в тренаже. Скорее всего и то и другое.

Отец Иттэя и дед Икуно — знатный самурай, один из основоположников клана воспитал сына в строгом почитании традиций дома Ямадзаки, одновременно привив способность к ясному расположению духа в любой ситуации. Это качество, столь почитаемое среди воинского сословия, сослужило Иттэю добрую службу не только на поле битвы, но и в кругу самураев, высоко оценивших мастерство клинка Ямадзаки и неизменное хладнокровие в повседневных делах клана. Завоевать уважение в среде воинов — дело довольно хлопотное, но Иттэю удалось добиться этого без особого труда.

Тридцати лет отроду, не потерпев ни одного поражения в поединках на мечах, Ямадзаки стал непререкаемым авторитетом кэндо[22] в нескольких провинциях. К тридцати пяти Иттэй перестал использовать в дуэлях холодное оружие, отдав предпочтение деревянному мечу — таким образом дав понять противникам, что владение стальным клинком — для него пройденый этап. В этом же возрасте младший Ямадзаки остепенился в поисках просветления на пути меча и обзавелся семьей. Жена, скромная молодая женщина из самурайского рода, родила ему сына, которого Иттэй нарёк в честь деда — Икуно. Когда малышу шел седьмой год, Ли неожиданно умерла от болезни легких и Иттэю пришлось взять на себя заботы о воспитании мальца. Будучи до глубины сердца преданным пути самурая, отец решил наставить сына в лучших традициях воинских домов, дабы малец смог достойно противостоять жизни не только на поле брани, но и в будничных делах.

Уличить Иттэя в отсутствии настойчивости было так же сложно, как поймать тигра голыми руками. Сын рос под пристальным вниманием отца, направившего все усилия на воспитание в сыне прежде всего несокрушимого духа. В девять лет Икуно познакомился с длинным мечом — катаной, и пониманием, что меч — кокоро[23] самурая, которым тот служит родителям и клану, проявляя доблесть в битвах и сострадание в мирные времена. Иттэй наставлял сына в строгом соответствии с кодексом чести[24] самураев и к пятнадцати годам Икуно вырос достойным сыном своего отца.

И даже в тренировочном бою Ямадзаки ловил себя на невольной радости от возможности обучить сына тайнам владения клинком — Икуно должен превзойти своего отца на Пути меча.

Иттэй был неуловим. Двигаясь с фантастической проворностью, отец всякий раз ускользал от клинка. Дело заключалось даже не в медлительности сына. Икуно старался изо всех сил.

— Запомни, между додзё[25] и местом поединка нет разницы, — учил Иттэй. — Смелость здесь отольется сторицей во время реальной схватки. Выкладывайся сполна.

Игнорировать отцовские замечания — поступать заведомо опрометчиво. Авторитет Иттэя в вопросах кэндо не подлежал сомнению. Старик несмотря на преклонный возраст сохранил невиданную резвость и пронес сквозь годы высокое звание мастера клинка.

В додзё была безупречная чистота. Вдоль одной из стен выстроились деревянные мечи. Доски пола были натерты до блеска. На больших висячих свитках — надписи для учеников, призывавшие к дисциплине и стойкости.