Танец бабочки - [13]

— Двигайся быстрее, — подгонял Иттэй, уворачиваясь от очередного удара бамбуковым мечом. — Я начинаю засыпать.

Всякий раз Икуно наносил удар, будучи уверен в поражении цели, и всякий раз отец неизменно обманывал ожидания сына. Меч со свистом пронзал воздух, проваливаясь в пустоту.

— Еще быстрее, мне уже скучно, — торопил Ямадзаки.

Едкие замечания отца будили злость. Собственная беспомощность в столь простой задаче казалась немыслимой. Неуловимость противника не входила ни в какое понимание. Икуно раздражался все больше, вкладываясь в удар всем телом. Но толку не прибавлялось. Мелькнувшей тенью отец ускользал из самых, на первый взгляд, безвыходных ситуаций. И все усилия пропадали впустую.

Заметив, что сын теряет самообладание, Иттэй остановил бой.

— Почему ты злишся? — спросил Ямадзаки, смахивя пот со лба сына.

Икуно опускал глаза.

— Не знаю, — ворчал удрученно.

— Хорошо, я тебе скажу. Тебя раздражает неудача. И в этом отношении ты совершаешь ошибку.

— Почему?

— Пока ты привязан к исходу поединка, ты отличная мишень. Дело за малым — растравить твою эмоциональность. И ты мертвец.

— Ты слишком быстр для меня, — пытался возразить Икуно.

— Дело не в этом. Просто ты рассчитываешь на победу и розачаровываешся.

— Разве желать победы — плохо?

— Я скажу по-другому. Это нецелесообразно. Для воина нет понятий «хорошо» и «плохо». Жизнь принято считать хорошей, а смерть — плохой. Это терминология расчетливого ума, привыкшего манипулировать сознанием ради контроля. Отпусти свой ум на свободу.

— Как?

— Перестань рассчитывать. Ошибки неизбежны, но в них нет ничего плохого, ибо жизнь — это путь ученичества.

Икуно, казалось, поник духом.

— Посмотри на меня, — произнес Иттэй. — Я ничем не отличаюсь от тебя. Хочешь знать секрет мастерства?

— И что это?

— Я не боюсь смерти, потому что для меня она равна всему остальному. И проигрыш не трагедия, а всего лишь продолжение Пути.

— Но я хочу побеждать, — настаивал Икуно.

— Тогда не бойся проигрывать, — сурово сказал Иттэй. — Тот, кто боится поражения, воистину достоин презрения, потому что не верит в себя.

Икуно силился вникнуть в отцовские поучения. Иттэй не мог не заметить старания сына.

— Привязанность духа к победе делает его слабым, потому что он возбужден. Когда дух спокоен — он неуязвим, — с теплотой произнес Ямадзаки. — Не думай о победе и поражении. Просто проявляй смелость и бейся.

Сила доводов Иттэя была неоспоримой.

— Вижу, что обучение продвигается с трудом, — раздался третий голос.

Появление старшего брата — главы клана — как всегда отличалось неожиданностью.

— Прости, что без приглашения, — самодовольно произнес Ицуери. — Мы позволили себе немного понаблюдать.

Икуно почтительно поклонился. Иттэй слегка кивнул головой.

— Ты не должен быть строг с Икуно, — высокомерно произнес Ицуери. — Иначе малец будет чувствовать себя сковано.

Господин Ямадзаки находился в хорошем расположении духа. Компанию главе клана составил сын, Курандо — крепкого телосложения юноша, отличавшийся излишним позерством. Несмотря на молодой возраст, природа наделила Курандо богатырской силой, что было предметом вечной гордости даймё. Очевидно и теперь старший брат находился под впечатлением собственной удачи — сын сполна оправдывал надежды о достойном наследнике.

— В конце концов не всем суждено быть самураями, — разглагольствовал глава клана, взяв в руку учебный меч. — Для Икуно найдется занятие и менее ответственное.

— Какое, интересно? — спросил Иттэй ровным голосом.

— Ну, учитывая его медлительность, быть может Икуно стоит сосредоточиться на счетоводстве?

Курандо презрительно ухмыльнулся. Во всех воинственных домах професии связанные с канцелярией считались недостойными воинского сословия.

— Курандо, очевидно, уготована более благородная участь? — поинтересовался младший брат.

— Кому-то нужно иметь дело с оружием, — Ицуери с гордостью посмотрел на сына. — В свои годы Курандо довольно силен. Среди сверстников ему нет равных.

Иттэй усмехнулся.

— Чему ты улыбаешься? — подозрительно спросил глава клана.

— Это похвально. Да толку в том мало, — иронично высказался отец.

— Почему?

Младший брат изобразил забавную мину:

— Да потому что хотя я и старик, но положу Курандо даже из сидячего положения.

Ицуери засомневался:

— А пуп не развяжется?

— Не развяжется.

Здесь было о чем задуматься. Курандо — шестнадцать, отцу — пятдесят шесть. Но разница в возрасте, похоже, не смутила старика. Иттэй прилежно уселся посреди додзё, приглашая юношу померяться силами. Курандо переглянулся с отцом. Ицуери пожал плечами и кивком дал согласие. Иттєй кивнул в ответ на поклон Курандо.

Пока молодой человек приближался к противнику, прикидывая как схватить старика, последний сидел с отсутствующим, а скорее даже скучающим выражением. Сидячее положение давало Курандо преимущество — количество усилий, необходимых для того, чтобы свалить Иттэя, сокращалось вдвое. Утешая себя этим соображением юноша довольно расслабленно подошел к противнику. Ошибка стоила дорого. Воспользовавшись самоуверенностью молодого человека, Иттэй в резком выпаде вцепился в кимоно Курандо и бросил противника через себя. Юноша явно не ожидал подобной резвости и в полной беспомощности камнем рухнул вниз. Подняться уже не удалось. Сила удара отца была известна всем. Согнувшись от боли, предмет гордости Ицуери растянулся на татами