Танцы на снегу - [20]

К удивлению Кувырка, земля становилась все менее плоской, появились подъемы и спуски. Изгороди куда-то пропали, а те немногие, которые еще попадались, были какие-то неухоженные — просто ряды гнущихся к земле колючих кустов, почти поваленных ветром.

Почва тоже изменилась. Теперь вокруг расстилался песок, из которого торчали пучки тростника. Местами росли колючие кусты с мелкими ярко-желтыми цветочками. Заяц слегка повеселел — здесь дышалось вольнее, чем на поле.

Наконец Кувырок вышел к песчаным дюнам, поросшим тростником. Вскарабкавшись на вершину дюны, он увидел водное пространство — и у него дух захватило от этой беспредельной шири. Вода явно простиралась до самого края земли, а оттуда, наверное, низвергалась исполинским водопадом. Поверхность воды испещряли пенные буруны, и вся она непрестанно волновалась. Прибой гудел и рокотал, а пасть океана неустанно кусала песок и гальку, заглатывая постукивающие друг о друга камешки.

Кувырок никогда раньше не видел океана, хотя слышал о нем немало. Один клан общался с другим по всей горной стране, все делились знаниями с соседями. И в заячьих преданиях немало говорилось о море, а кролики даже хвастались, что пересекли его тысячу зим назад, на пути из далекой страны.

Да, зрелище внушительное! Кувырок весь дрожал, от кончиков ушей до хвоста. Вода страшила его — такая широкая и пустая. Даже поля плоской страны пугали его пустотой и однообразием, а им до океана было далеко. Там взгляд мог остановиться хотя бы на изгородях, а в море не было ничего, кроме воды. Оно, видно, все время пыталось построить изгороди из воды, но они рушились или убегали и рассыпались мелкими брызгами.

Тупоносая лодка пробиралась по воде, ныряя и поднимаясь, оставляя за собой в воздухе почти горизонтальный черный дымовой след, словно пытаясь провести линию на поверхности океана. Лодка на вид была крепкой, прочной, способной выдержать натиск бурных вод. Она раздвигала волны и прокладывала между ними путь.

Насмотревшись вволю на зеленую громаду воды, Кувырок стал пробираться по дюнам. Забравшись на вершину одной, он уже хотел спуститься, но внезапно застыл на месте. Внизу, у подножия песчаного хребта, стояла лиса. Она смотрела на зайца, а он на нее — на ее коричневые глаза, острые белые зубы, чуткий нос. Впервые в жизни он столкнулся лицом к лицу с лисой, хотя издали видел их не раз. Он не в силах был пошевелиться.

Из лисьих челюстей свисало обмякшее тело чайки, с распустившимися крыльями, со сломанным хвостом. На песке валялись перья. Ясно было, что лиса уже убила несколько птиц, а эту поймала только что. Она выронила мертвую птицу из пасти, но не сделала ни шага.

В мире животных не принято, чтобы хищник и жертва разговаривали друг с другом. Во-первых, общение затрудняется несхожестью языков: у лис и прочих хищников в речи преобладают низкие, негромкие, мягкие звуки, тогда как в языках травоядных чаще встречаются звуки резко-певучие, с подчеркнутым ритмом. Культурная пропасть между охотником и дичью не способствует светским беседам — даже в моменты, когда речь не идет о пожирании одного собеседника другим. Все существование хищника держится на искусстве охоты, выслеживании и убийстве, в то время как жизнь травоядного зависит от свежей растительности и умения на один прыжок опередить охотника. А самое главное — моральный кодекс плотоядных запрещает разговаривать с добычей. Это считается неэтичным, хотя пойманный часто пытается уговорить или разжалобить поймавшего, когда остальные способы защиты не помогли. Мало кто способен с чистой совестью убить и сожрать существо, с которым только что разговаривал.

Поэтому ни Кувырок, ни лиса не пытались что-то сказать. Но звери отлично понимают друг друга и без слов, и Кувырку скоро стало ясно, что лиса сыта и не склонна гнаться за ним. Подойди он поближе, она, скорее всего, не удержалась бы от искушения схватить его, но, как и многие хищники, лисы довольно ленивы и не любят работать без крайней нужды.

Ее глаза сказали: «А ну-ка, убирайся отсюда поскорее». Кувырок так и сделал. Он метнулся по песчаному гребню, повернул назад и запрыгал вдоль линии прилива.

Над берегом резвились крачки, закладывая крутые виражи, кувыркаясь в воздухе и резко пикируя вниз, так что крылья чертили по воде. Летали тут и неизбежные чайки — разных видов, но все сварливые, с тяжелым взглядом, с разбойничьим нравом. Они постоянно переругивались между собой. Хуже всех были большие, крупнее Кувырка, чайки с черными спинами. Они готовы были напасть на все, что шевелится, если оно съедобно. Когда они не грабили гнезда живущих на скалах птиц, то выхватывали рыбу друг у друга из пасти.

Две такие разбойницы в сопровождении чайки другого вида, поменьше, накинулись на скачущего Кувырка, выкрикивая хриплые ругательства. Нападали они не всерьез, им просто хотелось позабавиться, подразнить пушистого чужака, но зайцы, как известно, излишней храбростью не отличаются, и Кувырку стало не по себе.

Укрыться от них было негде, и Кувырок во всю прыть побежал по гладкому мокрому песку. Спасибо, хоть чернозобики пугливо шарахались от него — все не так обидно. Отбежав подальше, Кувырок снова увидел дорогу. Она выходила на узкий рукотворный перешеек и вела к большому плоскому острову. Кувырок видел на острове поля и немногочисленные строения; больших скоплений человеческих обиталищ там не было. Но дул сильный ветер, волны с двух сторон перекатывались через дорогу, и Кувырок не решился выйти на перешеек. Его бы просто смыло в воду.