Всю ночь он вспоминал свои приключения и удивлялся, что еще жив. Он скучал по родным горам и долине, по запаху вереска и жужжанию пчел, по каплям дождя на траве, по оленям, что пасутся на склонах, цепляя туман рогами, по острым вершинам, окутанным облаками, шумным ручьям и спокойным озерам со сладкой прозрачной водой, по бурным серебряным водопадам, даже по диким кошкам и орлам. Да, он скучал по своим врагам! Они, по крайней мере, не похожи на этих, покорных судьбе, тусклоглазых! Здешние животные влачат унылое существование, дожидаясь всю жизнь единственного волнующего момента — смерти.
— Я соскучился по горам, — тихонько сказал он Торопыжке. Их клетки стояли в два этажа, ее внизу, его сверху. — Ужасно соскучился.
— Я тоже, — грустно ответила она.
Им оставалось только сочувствовать друг другу. Похоже, Попрыгунья была права — родных гор им больше не видеть. Даже если бы удалось бежать, как найти дорогу домой? Рассказывают много историй о собаках и кошках, которые издалека добирались на старое место, если их увозили. Но эти животные привыкли много ходить, а зайцы никогда далеко не отходили от дома.
Ночью на ферме было тихо, только коровы шуршали в хлеву, да свиньи иногда всхрапывали. Собака время от времени просыпалась и обходила двор, звякая цепью. Могла бы и не обходить — все было спокойно. Перед рассветом запел петух, и свиньи начали повизгивать и беспокойно вертеться. Когда серый свет заглянул в окно сарая, зайцы услышали, что по двору, громыхая ведрами, затопали люди.
Потом свиньи разорались над своими корытами, непристойно понося друг друга. Торопыжка и Кувырок сначала даже испугались. Снежок сказал, что свиньи всегда так себя ведут за кормежкой.
— Свиньи — они и есть свиньи, — сказал он. — Всегда отнимают друг у друга куски.
Коров увели пастись на луг. Трактор затарахтел и съехал со двора. Собака лаяла на всех, кто ходил мимо, коты ловили мышей в амбаре, куры бегали от петуха, который не давал им прохода, — было шумно, и зайцы сидели насторожась, готовые к бегству. Потом звуки чужой жизни перестали их пугать, зайцы слегка освоились и с интересом вслушивались во все происходящее, пока не надоело.
Дни, проведенные на ферме, не прошли для Кувырка даром. Он столько узнал о людях и их окружении, сколько не узнал бы, живя в горах, и за тысячу лет. Недели через две он начал подумывать, что, пожалуй, знает теперь побольше призрачного зайца, скакавшего за королевой-воительницей в те далекие легендарные дни, когда зайцы были божествами и люди им поклонялись. Он поделился своими мыслями с Торопыжкой, которая отругала его за кощунство.
По вечерам являлся человек, приносил еду и воду и раздавал зверям, что-то лопоча. В примитивных звуках, которые он издавал, не было ни малейшего смысла. Как большинство диких животных, Кувырок был уверен, что люди общаются жестами. Стоны и кашель, которые они производят, заведомо бессмысленны. С другой стороны, люди постоянно размахивают руками, показывают ладони, шмыгают носами, сморкаются, пожимают плечами, хмурят брови, скалят зубы и вертятся всем телом, и вот эти-то движения — наверняка сигналы, передающие информацию, а бормотание и стоны просто их сопровождают. Кувырок полагал, что люди издают эти звуки непроизвольно и по большей части их не сознают. По утрам, на рассвете, люди собирались во дворе. Иногда дверь сарая стояла нараспашку, и зайцам было видно, как люди выпускают пар изо рта, хлопают ручищами по бокам, неуклюже топают ногами — это, похоже, был ритуальный танец. А потом они начинали возиться с разными машинами да таскать ведра. Они играли с непонятными железками целый день, шумели, гремели, готовили корм животным.
Еще они по утрам отнимали молоко у коров, ни одна из которых все равно не кормила теленка, забирали яйца у неоплодотворенных кур, но, что самое странное, не пили молока, не ели яиц, да и не смогли бы ни съесть ни выпить, — так много было и того и другого. Они сливали молоко в большие фляги, складывали яйца в ящики, а потом приходили другие люди и все забирали.
Одно было ясно — все на ферме сыты, обо всех помнят и заботятся. Снежка за два года не съели. Правда, он рассказывал, что поросята, куры и другие животные время от времени исчезают. Есть еще овцы, сказал Снежок, но они на лугу. Кувырок знал, кто такие овцы. Он видел их в горах, где они свободно паслись. То есть свободны они были, пока за ними не являлся пастух и не собирал их, а они как дуры шли за ним, чтобы лишиться шубы либо головы.
Большую часть времени зайцы помирали со скуки. Они понимали, что над ними висит какая-то угроза (Снежок по-прежнему отказывался объяснить какая), но страх со временем притупляется, особенно когда неизвестно, чего, собственно, надо бояться.
— Ты когда-нибудь пытался убежать? — спросила Торопыжка у Снежка.
Толстяк-кролик ответил, что не только пытался, но и убегал не раз.
— Я каждую весну убегаю ненадолго, — сказал он. — Весной так сладко пахнет, не поймешь даже чем, и тянет куда-то. А куда — не знаю, так и не понял. Но все-таки на свободе немножко подышу. А насовсем мне свобода ни к чему. Зачем она? Пришлось бы пропитание самому искать, и вообще…
