Зайцы пришли к выводу, что Снежок — безнадежный случай. Он родился в неволе, как его родители и прародители, привык жить на всем готовом и для вольной жизни уже не годился.
Жил еще на ферме небольшой человечек, который часто приходил в сарай, доставал Снежка из клетки и брал на руки. Руки нежно гладили белый мех, а рот издавал звуки вроде голубиного воркования. Кувырок и Торопыжка вздрагивали от одной мысли, что их могут взять в руки, и, когда детеныш человека подходил к их клеткам, они забивались в угол, и, когда он делал резкие движения, свойственные человеку, они начинали метаться и скрести стенки, пытаясь выбраться из клеток.
— Он просто хочет вас погладить, — успокаивал Снежок.
— Не желаю! — резко отвечал Кувырок. — Пусть только пальцем тронет — укушу.
Снежок печально покачал головой.
— Ну и что толку? Вот подружился бы с ним, он бы заревел, когда за тобой придут, и тебя бы оставили. Мальчишка тут самый главный, главнее взрослых. Кого он любит, тем хорошо живется. А с котом рыжим они большие друзья, так что смотри, досадишь ему — он возьмет, клетку откроет, кота впустит и сарай запрет. Понимаешь?
— Рискну, — ворчал Кувырок, но все же не решался укусить палец, который мальчишка постоянно совал сквозь сетку, — на всякий случай, а вдруг про кота все правда. Ни ему, ни Торопыжке не хотелось связываться с котом, чей грозный взгляд и так все чаще обращался к ним.
Рыжик заходил в сарай и, неподвижно уставясь, разглядывал новичков, а Снежок вовсю болтал на фермодворском. Но кот, хотя явно слушал, ни разу еще не соизволил ответить кролику. Потом зеленоглазое чудище с рваным ухом и глубоким шрамом на носу смаргивало и неторопливо удалялось. Кот смотрел на зайцев злобно, тут ошибки быть не могло. Его взгляд произвел на Кувырка неизгладимое впечатление.
Но опасны были не только мальчик и кот. Каждый вечер приходил еще один человек и смотрел на Торопыжку, которая была крупнее и мясистее Кувырка. В выражении его глаз нельзя было ошибиться — так хищник глядит на свою будущую еду.
— Чего он хочет? — шепотом спросила Торопыжка у Снежка, когда человек явился в очередной раз. — Почему он так на меня смотрит?
— Думает, рискнуть ли украсть тебя или не стоит. Он батрак. Его любимая еда — заяц в горшочке. Вот он и хочет схватить тебя, свернуть тебе шею, снести к себе и повесить на заднем дворе. Если оставить дверь клетки открытой, может, хозяин решит, что ты убежала.
— Заяц в горшочке? — тоненьким голоском переспросила Торопыжка, не сводя глаз с лица человека, с его подбородка, заросшего седыми волосами, с тусклых глаз. Зубы у него были все в коричневых пятнах из-за привычки вдыхать дым, а десны не прикрывали корней. Нет хуже участи, думала Торопыжка, чем если тебя разорвут эти зубы.
— Заяц в горшочке — это когда тебя убьют, подвесят, пока мясо не протухнет, а потом засунут в горшок, а горшок поставят в кастрюлю. У вас, зайцев, слишком жесткое мясо, чтобы вас сразу жарить или варить. Потому и ждут, чтобы мясо помягчело.
Человек поднял руку — отпереть клетку?
Торопыжка вскочила и заколотила по стенке задними лапами, подняв ужасный шум. Человек, закусив губу, оглянулся на дверь сарая. Потом его рука опустилась, и он поспешил прочь.
— Обошлось, — сказал Кувырок. — Неужели он правда хотел это сделать?
— Можешь не сомневаться, — заверил Снежок, — он еще вернется.
— А про зайца в горшочке? Ты-то откуда все это знаешь? Ты же не можешь разговаривать с людьми.
Снежок устало вздохнул:
— Собака рассказывала. Она наблюдательна, и глаза у нее зоркие. Она видела, как поступают люди с мертвыми зайцами. Их вешают на гвоздь у задней двери, пока не протухнут, потом кладут в горшок, а горшок опускают в кипящую воду.
— Какая мерзость! — с негодованием воскликнул Кувырок.
— А это кому как. У людей одно мнение, у зайцев или кроликов другое, — невозмутимо ответил Снежок.
Через два дня после этого разговора Кувырок, вздрогнув, проснулся глубокой ночью. Ему показалось, что какая-то тень скользнула в полосе лунного света, проникающего через щели в стенах сарая. Будь это дома, он подумал бы, что летящая сова заслонила на мгновение луну или рыба плеснула на озерной глади. Но он был не в родных горах, а в неволе у человека. Он сразу насторожился, обвел глазами сарай, но ничего не заметил. Только шептались пауки, засевшие в углах своих паутин, да шуршали среди горшков и ящиков мыши. Наконец он решился позвать Торопыжку. Ответа не было. Тут уж он по-настоящему испугался и закричал, разбудив глубоко спящего Снежка.
— Что с Торопыжкой? Почему она молчит? Можешь заглянуть к ней в клетку? Может, она заболела?
— Зайчихи нет, — объявил Снежок со своего конца сарая.
— Как это нет! — закричал Кувырок. — А где же она? Куда она могла деться?
— Я не видел, но, по-моему, ее забрали. Клетка открыта, внутри никого.
— Мы бы услышали. Я бы точно услышал! Она убежала, вот что! Ей удалось выбраться!
Белая шкурка Снежка слабо посвечивала в переменчивом лунном свете, словно ее осыпала серебряная пыль. Его глаза светились красным в сияющей дымке лунного света, который золотистыми полосами лежал на его мордочке.
