Танцы. До. Упаду - [55]

Ядя смотрела на него с растущим волнением. И еще она ощутила укол совести, потому что тоже стыдилась своего детства. Как же она была счастлива, когда переехала к тете — лишь бы подальше от вечных жалоб своей матери. У тети она быстро окунулась в самостоятельную жизнь. Так быстро, что не успела попрощаться с мамой… Когда произошла та авария, она была в кино… Бедная, бедная мамочка…

— Ладно, нам надо ехать, — сказал она тихо.

— Подожди, давай еще немного постоим здесь.

На Циприана нахлынули воспоминания. Молоденький парнишка, тайком танцующий на небольшом поле с табаком… Деревенька, откуда он был родом, не почитала артистов, и ему приходилось скрывать свое страстное увлечение. Люди здесь жили совсем по-другому: работали, пили, снова работали… И охотно перемалывали косточки соседям. С каким же презрением они относились к тем, кто иначе мыслил, иначе чувствовал… Беспощадный местечковый ритуал состоял в том, что выбиралась жертва, и этого человека начинали травить. Очень часто к травле присоединялся приходской священник, грозивший с амвона карой небесной. Ничего удивительного, что, когда сосед донес матери Циприана о пагубном увлечении сына «танцульками», она пришла в полное отчаяние. «Ты покроешь позором всю семью, а твоя старшая сестра никогда не найдет себе мужа!» — вот что он услышал тогда. Увещеваниями мать не ограничивалась — каждый день она секла Циприана плеткой, чтобы, упаси боже, он не стал каким-нибудь «педерастиной» или же «гомосеком». Откуда только такие слова слышала?.. Тем не менее, она любила своего непутевого сына и готова была с кулаками сражаться за его доброе имя.

Получив аттестат зрелости, Циприан взял кое-что из одежды и уехал в «растленную Варшаву», чтобы «кинуться прямо в объятия сатаны». Через несколько лет он уже мог регулярно высылать родителям деньги. Но он больше никогда не ездил в свою деревню, даже на похороны отца не приезжал. А мать, когда смотрела с соседками его выступления по телевизору, плакала от гордости. Но на всякий случай осеняла себя крестным знамением.

Циприан не мог сказать, доволен ли он своей судьбой. Нередко в бессонные, полные страхов ночи он размышлял: может, отец все-таки был прав, когда предостерегал его от распутной жизни? Он не раз писал Циприану, что было бы лучше найти себе честную, богоугодную работу, например на рыбозаводе… И как можно скорее жениться. Потому что мужик без бабы — сам все равно, что баба.

Все чаще Циприану казалось, что он закончит жизнь в нищете, без права на пенсию, с артритом и необратимыми изменениями в суставах. Вот почему новая волна популярности была для него большим, чем только возвращением к жизни. Это было бегство от семейного проклятия, он так понимал.

— О, Ииисусеее! О, Ииисусеее! Влодарчиковааа… Ох ты, боже!!!

Пожилая женщина с полной сумкой покупок, с проворством, какого никто не мог от нее ожидать, опередив красную «мазду», припустила в сторону дома, стоявшего в конце узкой улицы.

Циприан медленно ехал за ней, стараясь объезжать лужи, чтобы не обрызгать соседку.

— Это пани Хмелевская, отрава моего детства, — объяснил он пассажирам.

Во дворе они оказались одновременно, но, когда из дома вышла крашенная в каштановый цвет шестидесятилетняя женщина с картофелиной в руке, пани Хмелевская заговорила первая:

— Влодарчикова, глянь, это ж сын тебе внука наконец-то привез показать!

Мать Циприана, как жена Лота, окаменела и онемела. Но жизнеспособность к ней вернулась довольно быстро. Сначала она душераздирающе всхлипнула, а потом, швырнув в блудного сына наполовину очищенный корнеплод, во все горло заголосила:

— Негодяй ты этакий! Стыда никакого нет, чтоб столько лет глаз не казать! Я бы помереть спокойно не смогла, ооо! Думала, свезу последнюю махорку, так сама к тебе нагряну, ооо!

Ядя слушала ее вопли с умилением, вспоминая каникулы у другой своей тети, жившей неподалеку от Гайнувки, в Подлясском воеводстве. Там тоже все постоянно кричали.

Тем временем соседка прилипла носом к стеклу машины, просветила Ядю взглядом, а потом оповестила всю деревню:

— Ну и фифа внутри сидит! Ох, постойте… да это ж та, что с нашим Ципой танцует!

— Батюшки, знаменитость-то какая к нам приехала! Люююдиии!!! — Через минуту ее и след простыл — надо было поделиться радостной новостью с кумушками.

Ядя решила, что ни за что не выйдет из машины, но ее уже вытащили и почти несли на руках, ощупывая, на ходу, как откормленное на убой животное. Со всех сторон сбегались близкие и дальние родственники, включая тех, кто таковыми не являлся, — всем хотелось сесть с варшавскими гостями за стол и сфотографироваться на память. Суматоха подняла даже старейшину рода, девяностолетнего деда Циприана, который большую часть времени проводил в кровати. Он был глух как пень, но не утратил при этом врожденного любопытства, а потому настойчиво требовал, чтобы ему все рассказывали в подробностях. «О-го-го! Ну и дела!» — громогласно повторял он к месту и не к месту. В честь приезда внука дед повязал шелковый галстук поверх пижамы. И еще он очень быстро подружился с Готей, научив его делать самокрутки на довоенной машинке.