Тамада - [43]

Но, как выяснилось, сеять было нечего, в колхозе нет семян, их сдали в счет хлебопоставок.

— Как?! — Жамилят даже привстала, когда услышала это. — Семенной фонд? Сдали? Я ничего не понимаю. Ты что-то путаешь, Ибрахим... Ведь семена — золотой фонд страны. И никто не имеет права его растаскивать. Позови Харуна, разберемся.

Задумалась Жамилят: «Не успеешь залатать одну дыру, как на тебе — другая. Как же быть? Семян кукурузы совсем нет. Семена подсолнечника не годятся к севу. Картошка есть. Но еще неизвестно, как она перезимовала. А если ее учитывали так же, как сено, наверное, ее не так уж и много. Сколько? Пока не раскроют ямы — не узнаешь, — напряженно думала она, оставшись одна в кабинете. — Можно, конечно, обратиться за помощью в министерство сельского хозяйства. Но это крайний случай».

Пришел Харун, заговорил тихо и виновато:

— Трудно устоять, котда изо всех сил в спину подталкивают. Я был против, а что с того... Приехал Амин Гитчеев, приказал. Пообещал вернуть к весне... Что оставалось делать?

«Если Амин Гитчеев обещал вернуть семенной фонд, — размышляла тем временем Жамилят, — он должен вернуть. Обязан. Надо настоять. Нет, ей ехать не стоит, пусть к Амину поедет Харун, да, да, пусть он. Ему надо привыкать к самостоятельности. Пусть едет Харун!..»

— Харун, — твердо сказала она. — Иди к Амину — пусть поможет. В прошлом году он дал неправильное распоряжение, и ты, согласившись, тоже поступил неправильно. Теперь расхлебывайте эту кашу вместе, пусть теперь Амин выручает, если обещал...

И когда говорила, видела, как бледнеет лицо Харуна, — нет, не хочется ему разговаривать с Амином, потому как побаивается секретаря райкома, ведь тот, чего доброго, накричит или выставит из кабинета. Увидев, как упрямо насупились кустистые брови Харуна, строго отчеканила:

— Езжай к нему и без семян не возвращайся. Припомни наш разговор... да, да, отточи зубы, прежде чем войти в его кабинет!

Вернулся Харун на другой день сияющий. Бросив папаху на стул, расстегнул ворот гимнастерки, провел ладонью по лбу, смахивая капельки пота, и громко сказал:

— Достал.

И принялся рассказывать, как все было. Поначалу Амин и разговаривать не хотел. Ну, а он, Харун, держался стойко, все время старался смотреть в глаза Амину: оказывается, тот не выдерживает долгого и прямого взгляда — сразу осекся. Тут Харун как можно спокойнее и говорит: «В прошлом году мы выручили район, а теперь нам нужна ваша помощь. В колхозе нет семенного фонда». А Амин — в свою очередь: «Ты, говорит, партийный секретарь, а семена — дело председателя. Иди, говорит, делай свое дело».

— Ну, а я не встаю, сижу, гляжу на него, — внутри все бурлит, — говорю спокойно так, внушающе: «Значит, заставить сдать колхозные семена по заготовке — это, выходит, партийное дело, а возвратить их для сева — это не партийное дело. Интересно!» — «Чего, говорит, тебе интересно?» Ну, а Харун ему: «Интересно будет, как на все это посмотрит партконтроль в обкоме».

Гляжу, смягчился Амин, позвонил по телефону и говорит кому-то: «Для колхоза «Светлая жизнь» приготовьте семена пшеницы и кукурузы, — а мне: — Завтра присылайте машины». Ну, я поблагодарил да мигом за дверь.

Рассказ Харуна развеселил Ибрахима и Жамилят.

— Молодец ты, Харун, — сказал Ибрахим, похлопывая его по плечу. — А мы уж с Жамилят в город настроились ехать — там семена просить. Да ведь вон как вышло!..

11

Вернувшись из Жемталы, Али ревностно взялся за устройство свиноводческой фермы — хотелось доказать всем, а в особенности этой «хохотушке» Жамилят, что в его руках может спориться любое дело и что у него организаторские способности не хуже, чем у того же самого Харуна, который при новом председателе держится гоголем, во всем стал дотошный и настойчивый, а ведь бывало — слова лишнего не скажет.

Но с первых шагов на поприще свиноводства Али ждали разочарования. Те двое комсомольцев — парень и девушка, которых оставили в Жемтале, вернувшись домой, внезапно исчезли. Тщетно Али разыскивал их по всему аулу, они точно провалились сквозь землю. Потом выяснилось: родители не захотели, чтобы дети имели дело со свиньями, отослали к родственникам в соседние аулы.

Мало того — вышла новая оплошка. Али выписал в райцентре наряд на свиней и отправился за ними в свиносовхоз. Перед отъездом распорядился, чтобы подготовили старую конюшню для приема новоселов — перекрыли крышу, подправили стены, запасли корма. Но когда вернулся из свиносовхоза, увидел: ничего не подготовлено, кормов нет. Сердце сжалось от обиды. Его, Али, теперь ни во что не ставят... Его поручение не выполнено. Пришлось разместить свиней в неподготовленном помещении.

Этот случай не только обидел Али, но и обозлил. Поутру он собрал всех, кому поручал ремонт помещения, и стал выяснять, почему не выполнили его приказа. Плотники заявили, что не хотят быть причастными к нечистым животным, поскольку это великий грех. Но истинная-то причина была в том, что артель эти два дня возводила крышу на новом доме водовоза Омара.

— Так что слушайте меня, работнички, — сдерживая гнев и шипя, как перекипевший чайник, проговорил Али. — Сейчас же вы приступите к работе. О грехе не беспокойтесь, я его беру на себя. А послезавтра вам лекцию прочитают о пользе свиноводства...