Тамада - [35]
— Загляну обязательно, да, да, но в другой раз.
На молочной ферме ее окружили девушки-доярки.
Заведующий фермой Мухажир, высокий, дородный, еле протиснулся к Жамилят сквозь плотный круг женщин.
— Жаловались? — Он строго обвел придирчивым взглядом своих подчиненных. — На кого? На себя?
— Мы вовсе и не жаловались, — прощебетал чей-то девичий голосок.
— Никто не жаловался, Мухажир, да, да, никто, — строго сказала Жамилят. — Но я вижу сама — тут и там грязь, хорошо, что надела резиновые сапоти, а то бы мне плохо пришлось. — И когда отошли в сторону от девушек, продолжила: — Посмотрела, а у доярок-то обувь худая. Безобразие, товарищ заведующий. Так что в ближайшие дни приобретите для них резиновые сапоги, — распорядилась она.
— Ходил я в бухгалтерию, просил денег на сапоги, но не дали, сказали, что нет по этой статье.
— Завтра не в бухгалтерию, а прямо ко мне приходи. Утром. Давай-ка, Мухажир, взглянем на девчачье общежитие.
В дощатом домике было три комнатки. В средней стояли две кровати, стол и печка-буржуйка, тут было тепло.
— Кто же здесь живет? — поинтересовалась Жамилят.
— Я и учетчик, а там — доярки.
Две другие комнатки были чистенькими, тщательно прибранными, но холодными: сюда поступало мало тепла из средней комнаты.
— Да ведь тут же холодно, как зимой в тундре! — воскликнула Жамилят. — Конечно, девушки — они ведь горянки, легкой жизни не знают, но разве тебе, Мухажир, не стыдно, что живут они в холоде, а вы, джигиты, — в тепле. Удивительно, что девчата до сих пор не слегли от простуды. Но они, Мухажир, не железные. Не знаю, как ты будешь выходить из положения, но чтобы еще две буржуйки в этих комнатах были!
— Где же я их возьму?
— На складе.
— Я уже спрашивал, там нет.
— А в правлении? У нас в правлении есть — их никогда не топят. Привези оттуда и поставь. Завтра же!
Вышли во двор.
Жамилят отметила про себя, что на этой ферме дела обстоят во многом лучше, чем на других. Правда, и в общежитии, и в коровнике лютый холод. Коровник надо утеплять, но это дело будущего. Кормов здесь достаточно, и расходуют их экономно. Заведующий фермой Мухажир — человек дельный, хозяин своему слову. На него можно положиться.
Изо дня в день Жамилят зорко присматривалась к людям: на кого можно положиться, на кого — нет, кто на что способен.
У ворот фермы бибикнула черная «эмка», въехала во двор и остановилась возле коровника.
Из машины вышел широколицый человек среднего роста в сером пальто и серой шляпе — первый секретарь райкома партии Амин Гитчеев.
— Мухажир, езжай-ка ты в село за этими самыми печками, — быстро сказала Жамилят. — Я сама встречу гостя. Возьми мою машину.
Мухажир незаметно исчез за воротами, где стоял председательский «газик», решив для себя, чем дальше от большого начальства, тем спокойнее.
— О-о, и председатель здесь, — с удивлением сказал Гитчеев и в первую очередь поздоровался за руку с Жамилят и только после — с тремя доярками, которые стояли возле нее. — Как у вас дела?
Не дождавшись ответа, направился в коровник.
Жамилят пошла следом. Заметила, что хромовые сапоги секретаря в галошах. Ступает осторожно, выбирая места, где посуше, чтобы навозная жижа не захлестнула галош.
Молча пройдясь по коровнику, вышли во двор.
— В трудную годину ты стала председателем, Жамилят, — сказал доверительно Гитчеев.
— Что ж поделаешь? Не я год выбирала.
— А где их начальник? — кивнул на доярок, подчеркивая голосом слово «начальник».
— Уехал в село. С моим поручением.
— Значит, он в селе. Значит, некому встретить гостя?
— Почему некому? А я?
— Но и ты тут гостья.
— Теперь тут я не гостья, уважаемый Амин Гитчеевич. Если у вас какие-нибудь вопросы есть, с удовольствием отвечу. Странно, вы часто наведываетесь на наши фермы неожиданно, как снег на голову. А меня никогда не предупреждаете. Почему так?
— Зачем беспокоить лишний раз? У вас и так работы хватает. А у меня привычка — председателей понапрасну не беспокоить. Я на ферму приеду, своими глазами на все погляжу, и у меня складывается свое мнение о положении дел в колхозе...
— Какой же вывод вы сегодня сделали? О колхозе?
— Э-э, так я не был еще на других фермах. Кстати, я видел, ваша машина ушла. Если у вас тут нет неотложных дел, составьте мне компанию. Так и быть, ради вас отступаюсь от своей привычки.
По дороге Амин Гитчеев был предельно вежлив и предупредителен. Но ведомым только женщинам чутьем Жамилят угадывала: эта вежливость и предупредительность не очень-то искренняя.
Она еще не знала, что у Амина своя тактика по отношению к людям, которые были ему несимпатичны: лавиной добрых и ласковых, откровенных и многозначительных слов он обрушивался на собеседника, давая понять, что человек он простой, никаких претензий к собеседнику не имеет и главное его, Аминово, предназначение в этой жизни — делать добро. Таким образом располагая к себе, он выжидал, когда собеседник раскроется полностью, выложит перед ним наболевшее, и когда это происходило, он делал для себя нужные выводы относительно этого человека.
Постепенно в Жамилят угасла настороженность. В конце концов, почему ей кажется, будто Гитчеев прохладно настроен к ней? Вовсе нет. Почему бы ему не довериться — ведь как-никак он не просто душевный человек, но и секретарь райкома.
