Тамада - [37]

Поселился у одинокой старушки на краю аула.

Был он статным и видным мужчиной, и не одна, наверное, вдовушка потеряет теперь покой, просыпаясь по ночам, с душевным трепетом и томлением вспоминая чернявого агронома.

Ибрахим ходил, словно ничего не замечая, какой-то замкнутый, молчаливый, слова лишнего не скажет, хотя те, кто знал его в молодости, помнили совсем другим: шутником, балагуром, каких не видывал свет. Объясняли перемену просто: многое перестрадал человек за свои сорок лет.

Но верно это было лишь отчасти. Ибрахим просто обвыкал и приглядывался ко всему.

Как и Жамилят, в трудный год попал он в колхоз. Но твердо решил остаться. Куда еще ехать? Годы берут свое, надо прибиваться к одному месту. Тем более место то родное.

5

Но вскоре былые веселость и находчивость Ибрахима Таулуева дали о себе знать. Может, и не так оно все было, но молва быстро разнесла случившееся именно так, и весь аул хохотал несколько дней над известным шутником водовозом Омаром Текеевым.

Был Омар высок ростом, косая сажень в плечах, лет под пятьдесят. Рыжие усы его торчали наподобие ухвата. Слыл он человеком забавным. И две его лошади, на которых он возил большую бочку с водой, оседлав ее спереди, были тоже забавные: куда бы ни ехал Омар через аул, кони обязательно оказывались возле чайной — тут они останавливались как вкопанные. И, как ни понукай, дальше не пойдут — и все тут. И лишь после того, как Омар исчезал в чайной, а затем, слегка пошатываясь, вновь появлялся подле своей бочки, лошади трогались в нужном направлении. Даже сам Омар удивлялся по этому поводу:

— И кто их приучил к этому? Ума не приложу. Десять лет бочку вожу, и вот каждый раз на этом месте, проклятые аллахом, останавливаются. Заколдованные они у меня, что ли?

Небывальщина, которую он нес первому встречному, была всегда удивительно недостоверной и потому новичком воспринималась всерьез. Шуток у него было много: например, вдруг начнет превозносить достоинства кожаных сыромятных чабур перед городской обувью, утверждая, что один джигит, — им становился любой из знакомых по закусочной молодцов, в том числе и небезызвестный Азрет Аланов, — сумел в новых чабурах обогнать председательский «газик», когда спешил за водкой в магазин, который закрывается ровно в половине восьмого, а в обычных ботинках, — конечно же, опоздал бы. Но излюбленной его шуткой была такая. Подъезжая к незнакомому человеку, впервые появившемуся в ауле, Омар озабоченно спрашивал:

— Скажи, ты не видел сегодня Текеева Омара?

— Нет, — с недоумением отвечал незнакомец. — Не видел. А кто он такой?

— О! — восклицал Омар, и лицо его приобретало загадочное выражение. — Это очень важный, почтенный человек. Его недавно наградили, но он об этом еще не знает. Его наградили... — И тут Омар называл награду. То мог быть орден, Почетная грамота, премия — в зависимости от того, чего сам он желал в эту минуту.

Нездешний человек, разумеется, рассказывал об этой встрече знакомым и друзьям, просил подробнее рассказать о почтенном Омаре Текееве. Те расспрашивали, как выглядел человек, принесший весть о награде. И когда новичок объяснял, что все это ему рассказал водовоз, поднимался хохот...

Но совсем недавно, возвращаясь из закусочной, Текеев повстречал мужчину в папахе, такого же высокого роста, как и сам Омар, лет на десять моложе. Вид у встречного незнакомца показался ему простодушным, и он решил подшутить:

— Добрый день!

— Здравствуйте.

— Скажи, пожалуйста, не видел ли ты Текеева Омара?

— Видел! Конечно!

— Что ты говоришь? А где?

— Да только что. Он пьяный шел из чайной, упал в яму возле правления, лежит, стонет, говорит, сломал четыре ребра. Иду врача вызывать. А может, ты мне поможеь? Поезжай в медпункт, а я к Омару вернусь, боюсь, как бы он не захлебнулся в грязи.

— Не может быть! — ошеломленно произнес Омар. — Я сам иду из чайной...

— Так вы, наверное, вместе шли? Ай-ай! Как так, не может быть? Я про него и раньше слышал. Такой прощелыга обязательно должен был кончить под забором. Поезжай к врачу, а я вернусь — какой ни есть, а человека все-таки жалко.

От удивления у Омара открылся рот.

— Что же ты стоишь? Езжай! — настаивал незнакомец.

— Г-где он л-лежит?

— Я же говорю: возле правления, на самом людном месте.

— Четыре ребра сломал?

— Я не считал, но он так говорит, может, не сломал, а просто ушибся по пьянке. А к врачу все равно надо, вдруг сотрясение мозга?

Омар наконец опомнился:

— Нет, иди скорей сам, а я... Я лучше пойду узнаю, вдруг он не очень расшибся. Пьяный, говоришь?

— В стельку. Ай-ай! Кто бы подумать мог! — Ибрахим покачал головой и пошел своей дорогой. А Омар погнал было лошадей, но через несколько мгновений остановился, с недоумением глядя вслед человеку в папахе, который быстро вышагивал в направлении медпункта. В это время мимо проходил мрачный, как туча, Али. К нему-то и обратился Омар:

— Скажи, пожалуйста, не знаешь ли ты человека в папахе. Вон он впереди идет.

— Знаю!

— Кто это, скажи?

Али, не раз слышавший знаменитую Омарову шутку, развеселившись, ответил:

— Как? Ты не знаешь его? Так ведь это Омар! Насмешник Омар Текеев. Странно, весь аул его знает, а ты не слышал.