Там, где папа ловил черепах - [41]

Они говорили каждый свое, не глядя друг на друга, словно их отделяла стена. Вдруг видим: к Бочии сзади подкрадывается Дарья Петровна. Не успели сообразить, зачем она это делает, а она уже плеснула на него из кружки холодной водой. Бочия вскочил, погнался за женой. Длинный, худой, в болтающейся на костлявых плечах полосатой пижаме, он был так комичен, что все мы просто визжали от смеха. А Нана схватилась за живот. Хотели отвести ее от окна, но она оттолкнула — во дворе шел настоящий бой. Дарья Петровна, схватив шланг у прачечной, направила на мужа струю воды. Бочия вырвал шланг и хлестнул им жену. Она с визгом наутек. Он за ней. Не догнал, схватил в бессильной ярости кастрюльку с Тониной керосинки.

— Тпррру! — закричала Тоня. — Эй, эй!

Лаяла Белка. У заборов хохотали соседки, во двор с улицы заглядывали прохожие.

Бочия поставил кастрюлю на место и ринулся к своей керосинке. Дарья Петровна заголосила. А он прыгнул в галерею и заперся там.

— Открой! — забарабанила она в дверь кулаком. — Думаешь, я не замечаю, как ты хочешь кому-то поправиться?

— Пошла прочь! Не открою!

— Я же о тебе забочусь, глупый! Кто же, кроме меня, остановит тебя, дорогой?

Он не ответил.

— Э-э, когда умрешь, только я одна буду тебя хоронить и оплакивать! Думаешь, ты кому-нибудь нужен?

Тишина.

— Бочия!

Тишина.

— Он лег спать, — сказала Нана.

Все рассмеялись и начали комментировать ситуацию по-грузински и по-русски. Дарья Петровна окончательно расстроилась:

— Бочия, ты что, правда лег спать, а я?

Тут уж все покатились со смеху, а Дарья Петровна будто ничего не видела и не слышала.

— Бочо, золотце, — вкрадчиво начала она, — отвори мне. Разве и пошутить нельзя? Что я, хуже других — ты со мной совсем не разговариваешь, а для других стихи пишешь.

Бочия ответил руганью. От крика он сразу охрип и осип.

— А-а-а! — заполыхала она гневом. — Ну подожди! Я сейчас милиционера приведу!

— Приведи!

— Приведу!

— Иди ты со своей милицией знаешь куда?

— А я им скажу, что ты нас посылаешь…

— О, чтоб тебя!..

Она засеменила к воротам. Мы, дети, за ней. На посту милиционера не было. Алешка заглянул в хлебную лавку, а он там.

— Вано, — сказала Дарья Петровна, — арестуй моего мужа.

— Что случилось?

— Он милицию ругал.

— И из-за этого ты сюда бежала?

— Нет, не из-за этого. Он меня побил.

— Это который? — повернулся милиционер к продавщице.

— Поэт, — кокетливо ответила она.

Милиционер попытался обратить все в шутку. Ему это иногда удавалось — после учреждения на Лоткинской милицейского поста жители по всяким пустякам обращались к постовому, и он уже изучил их психологию. Он сказал, что Дарья Петровна должна беречь здоровье, все в районе начнут умирать без ее помощи, а это непорядок… Но Дарья Петровна, обычно неравнодушная к лести, не сдалась. Она зарыдала самым натуральным образом. Тогда он, поняв, что так просто от нее не отделаешься, бросил еще один многозначительный взгляд на продавщицу и зашагал в наш двор. Вошел, револьвер на боку.

— Дети, по домам! — заволновались взрослые.

Постовой постучал в галерею Бочии.

— Аткривайтэ! — сказал по-русски.

— Чтоб ты сдох! — ответил по-грузински Бочия.

— Аткривайтэ, торе…[41] — сразу перешел на грузинский милиционер.

Может быть, его тон и убедил бы Бочию, но в разговор вмешалась Дарья Петровна.

— Бочо, золотце, — заворковала она, — отопрись, родной, я тут, ничего он тебе не сделает!

Услышав голос жены, затворник как с цепи сорвался. Он стал проклинать ее — «всесоюзную и районную сплетницу», а заодно и республиканскую милицию.

Постовой объявил об аресте Бочии:

— Именем закона…

Бочия сразу отпер дверь.

Одевался молча. Жена молча подавала одежду, чистые носки, носовой платок. И все же не утерпела:

— Проклятая милиция. На посту не стоят, где-то время проводят: ха-ха-ха, хи-хи-хи! — передразнила она с ужимками.

— Вах, какая женщина! — картинно повернулся к нам милиционер и повел в милицию обоих.

Держали их там недолго. Вернувшись, Бочия снова сел во дворе на скамеечку, стал озабоченно просматривать стихи и делать на полях тетради пространные заметки, Дарья Петровна долила в керосинку керосин и, примостившись на пороге галереи, начала усердно толочь в деревянной ступке специи.

Ночью у Наны начались роды. Все вскочили. Немедленно в роддом! А на чем ехать? Трамваи не ходят. До вокзальной площади пока добежишь, дважды можно успеть родить.

Разбудили Дарью Петровну. Она пришла, густо намазанная кремом и с папильотками на волосах:

— Ну вот видите? Ни одно хорошее дело не обходится без Дарьи Петровны.

Нана глядела с недоверием. Детей отослали по комнатам спать, но какой там сон: из галереи поочередно доносились то громкие стоны, то смех. И, по-моему, громче Дарьи Петровны смеялась роженица.

Под утро родился мальчик. Все говорили — будет чемпионом, как отец. Через десять дней, совершив то, за чем приехала, Нана собралась уезжать. Упаковали вещи, отворили подъезд. На улице что-то затарахтело.

— Трамвай! — обрадовался Коля.

Но это был какой-то автобус.

— Скорей выходите, я попрошу шофера, может, он довезет!

Но просить не пришлось. Это был новый автобусный маршрут: «Лоткинская — вокзал».

Опера — условный вид искусства