Там, где папа ловил черепах - [33]

На другой день я уже не плакала. Я думала: где искать своих настоящих родителей? Кто поможет в этом? Мне не хотелось разглашать ужасную тайну. В положении, в которое я неожиданно попала, было, на мой взгляд, что-то постыдное, унижающее меня. Выходило, будто я хуже других детей. Надо же: подмененная. Никогда не слыхала, чтобы были такие сироты. Я, наверно, действительно очень, очень плохая, и потому меня взяли и подменили. Как же теперь выйти из этого положения? Сидела я опять-таки за садовой скамейкой и думала, думала, потом начала мечтать: иду по улице в школу, нет, лучше уже из школы. А моя родная мама сидит на Юрьевской в сквере, где я всегда люблю ходить, и плачет. Худющая, несчастная — она же меня тоже давно ищет. Я ее сразу узнала, обнялись, прижались друг к Другу — ну, слава богу, мы теперь вместе! А где жить будем? Конечно же не здесь. Здесь я всем чужая. Мы идем на гору, находим брошенную курдами землянку, белим ее внутри, обставляем, заводим собаку, нет, двух собак, чтобы им тоже не было скучно, и я начинаю быстро расти. Учусь в школе, конечно, на «отлично», поело школы захожу на базар и несу домой продукты. Мама у меня счастливая: хочет — готовит обед, не хочет — не готовит. А я убираю, подметаю, зарабатываю, как мать Нади, вышиванием разных там кофточек и комбинаций… Живем прекрасно, мама меня не ругает, у нас тепло и уютно… А дальше что? Все же как-то скучно без этих моих родителей. Дорогая бабушка Мари! Если бы она была жива, разве она дала бы меня в обиду? Да я бы уговорила ее жить вместе с нами в землянке!

Ну ладно, чего нет, того пот. А может, нам с мамой поселиться поближе к этим моим родителям? И я затосковала по ним так, будто невозвратно с ними рассталась и не увижусь больше никогда.

Прошел еще день в таких терзаниях. Я все же спросила Надю как бы между прочим:

— А вот если перепутают детей в роддоме, то как? Это же такое горе.

Интересно было услышать ее ответ.

— Почему горе? — подумав, сказала она. — Главное, чтобы хорошие родители попались. Бывает ведь — родная мать лупит ни за что. Главное — как родители относятся к ребенку.

Это был мудрый ответ, но он меня не устраивал. Я думала: «Совсем не все равно — родные отец и мать или не родные. Потому что родные — это хорошие родители… Но ведь эти теперешние мои родители хорошие… Но они же не родные?.. Папа, наверное, все же родной, а вот мама…»

Я больше не могла обходиться без чьего-либо совета и пошла к тете Адели.

— Если бы вы знали, как мне тяжело, — сказала, усаживаясь на кушетку.

— Что случилось?

— Мама у меня не родная.

Тетя Адель даже смеяться забыла. Вскинула брови. И Люся уставилась на меня.

— Да. меня подменили в роддоме.

— А ты не в роддоме родилась. Ты родилась дома! Моя мать тогда жила у вас в Рязани, и она первая взяла тебя на руки, после акушерки, конечно.

— Это правда?

— Правда.

— А зачем же она сказала, что меня подменили?

— Наверно, она уже и не знает, как повлиять на тебя.

— Значит, она моя?

— Конечно!

— Мерси, тетя Адель!

Я вскочила, побежала в нашу комнату. Мама сидела и шила. Я прильнула к ней:

— Ты моя?

Она легонько отстранилась:

— Ну хватит, займись делом. Уроки выучены?

— Ты меня любишь, мама?

— Да. Но любовь доказывается не поцелуями, а делом. Починяю вот куртку Коле. Обед приготовила. Разве это не любовь?

— Да, — тихо ответила я.

Белка

Вдруг появилось существо, которому я отдала всю любовь свою и всю нежность. Это была собака. Мы нашли ее, когда возвращались из школы по верхним улицам. Худая, грязная, она увязалась за нами, с поминутно вспыхивающей и угасающей надеждой ловя наши взгляды, мы гладили ее, она лизала руки, зашла вслед за нами во двор, проследовала в подвал и улеглась там под столом, будто пришла домой. Надя сбегала за хлебом. Покормили собаку. На спине у нее оказалась райка, и я побежала в галерею за мазью. Рыться в маминой аптечке на верхней полке буфета было строго запрещено, но мне нужна была мазь, которой меня еще в первом классе от болячек вылечили. А какая она на вид? Кажется, в зеленой баночке. А может, не в зеленой?… Я перерыла всю полку. А, вот, кажется, она. Бе-елая… Нет, это не она. Что написано на сигнатурке? Не разберешь. Как мама запоминает лекарства по их внешнему виду?

Нюхали мазь по очереди. Надя сказала:

— Хороший запах. Значит, мазь хорошая.

Помазали спину собаке.

Пришел Алеша. В сквернейшем настроении. Опять побил отец. Этот мальчик, сколько я его знала, был то беспечно-веселый, то беспросветно-грустный. Среднего настроения у него никогда не бывало в силу того, что в семье Лапкиных постоянно поддерживалась «военная» обстановка. То братья дрались между собой не на живот, а на смерть, то с бабкой Фросей конфликтовали вдвоем, а чаще — порознь. И изредка, так сказать, эпизодически, но очень крепко бил мальчиков отец. Физическое превосходство — вот что было у них мерилом правоты. Алешке, как сами понимаете, еще нужно было расти и расти, чтобы оказаться победителем.

Увидев собаку, он и разглядывать ее не захотел:

— Не позволят держать, что, дядю Эмиля не знаете?

— А ты посмотри, посмотри, какая хорошая!

— Страшная, — чуть смягчился Алеша.