Там, где папа ловил черепах - [35]

— Убью.

Я вскрикнула, побежала вокруг стола, она за мной. Мы сделали два круга, и я поняла? будет бегать, пока не поймает. Я пырнула под стол, дверь оказалась почему-то открытой настежь, я в нее, по лестнице, во двор, на улицу. Остановилась только в конце второго квартала. И тут же примчался Алешка. Он видел, как я стремглав проскочила по двору.

— Что, мать набила?

— Убить хотела, — уточнила я.

Прибежала и Люся, принесла пальтишко и шапку — тетя Тамара передала, чтобы, значит, я не простудилась. А зачем мне жизнь?

— Давай убежим из дома, — предложил Алешка.

— А куда?

— В Африку. Они еще пожалеют, что лупили нас.

Что мне оставалось? Ведь разбила не нашу вещь, а общую. Свои вещи мама не жалеет и никогда не подняла бы шума из-за какой-то там вазы, но эта ваза принадлежит и дяде Эмилю, и тете Адели. В таких случаях мама очень щепетильна. Да еще этот скипидар. Мама не сказала, но это же совершенно ясно, что виновницей ее страданий являюсь я. Да и к тому же я им не родная… Это же теперь ясно как никогда!

— Люся, убежишь с нами?

— Нет.

— Мы Белку с собой возьмем, она будет защищать нас в дороге.

— О, если с Белкой, тогда я хочу.

И вот мы шагаем вверх по улице. Из окон домов льется свет и музыка. Через несколько часов начнется новый год. Мы прибавили шагу. Успеть бы перевалить через Лоткинскую гору: там, за поселком курдов, можно разжечь на поляне костер. Молодец Алешка — прихватил из дома спички, соль, картошку и лук. Поужинаем скромно, подремлем у костра, а завтра… Взойдет солнце, впереди будет весело бежать Белка, а кругом поля, горы… Так до самого Батума. А там прокрадемся в трюм парохода и — в Африку.

Белка весело бежала впереди. А улочки все глуше, темнее. Это уже не улочки — просто отдельные, прилепившиеся к склону горы дома. Крутой подъем. Взбирались по нему долго. Наконец гребень горы. Там порывистый, пахнущий снегом ветер. Тьма-тьмущая. Люся заплакала и захотела домой. Я обняла ее, старалась согреть, Алешка подбадривал и храбрился. Еще поднимаясь по склону, он подобрал большую палку и воинственно ею размахивал. Вдруг откуда-то из тьмы выскочила со страшным лаем огромная овчарка, и наша защитница Белка, отчаянно взвизгнув, пулей помчалась вниз. Овчарка за ней. Алешка помчался за обеими, крикнув, чтобы мы не двигались с места. Оставшись вдвоем, мы потеряли дар речи и тоже ринулись вниз. Как бежали! От резкого ветра перехватывало дыхание, чудилось — кто-то огромный, лохматый гонится вслед. Вылетели на свою улицу, а ноги уже подкашивались от небывалой, невероятной усталости. Я с разбега наткнулась на кого-то, он схватил за плечи, вскрикнуть не успела — узнала руки.

— Па-поч-ка-а-а-а! — заревела, обливаясь с облегчением слезами.

Он поднял меня, прижал к себе.

— Ты меня спас, спас!

— От кого? Куда вы убежали?

Я тяжело дышала. Он поставил меня на тротуар:

— Идем, все ждут. А где Люся?

Я показала рукой в сторону наших ворот.

— Идем скорей. И не бойся: не жалко нам этой вазы — всему приходит когда-нибудь конец. Но почему ты вдруг на буфет прыгнула?

— Я не вдруг, я за блестками! Папа, заступись!..

Мы вошли в галерею. Елка вся блистала в свете свечей. Стол был раздвинут и накрыт белой скатертью. Все, в том числе и Люся, уже сидели, и у каждого прибора, я это сразу заметила, лежала белая накрахмаленная салфетка.

— Разрешите Ирине сесть за стол, — сказал папа, — она больше никогда не будет огорчать нас.

— Конечно, конечно, — бодро проговорили все.

Я перевела дух. Если бы они знали, как мне захотелось оправдать их надежды. Села, взяла вилку. «Подождите еще совсем немножко. Я обязательно сделаюсь необыкновенно примерной и сдержанной. Я даже стану отличницей, вот посмотрите! Даже Оля Виноградова и та…»

Под полом раздался протяжный вой. Все перестали есть. Переглянулись. Я поняла, что Алешка завел Белку в подвал и оставил ее там в одиночестве. Вой повторился. Дядя Эмиль, чтобы удостовериться, не ослышался ли он, наклонил даже голову набок.

— О-о-о! — воскликнула тетя Тамара.

Дядя быстро взглянул на меня, не на Колю, но на Люсю, а именно на меня.

— Опять?

Я опустила голову.

— А давайте посмотрим, — неожиданно предложила мама.

Спустились в подвал. Белка понравилась.

— Пусть будет во дворе звонок, — сказала мама.

Дядя кивнул.

Ночью мне снился сон: летели с неба снежинки. Приближаясь к земле, они превращались в разноцветные, нежно мерцающие блестки, а Белка ловила их пастью и радостно лаяла.

Давайте их поженим

Мы расширили галерею. У нас не стало балкона, зато галерея получилась даже больше, чем комната дяди Эмиля. Заодно застеклили и балкон тети Адели. И отделили ее новую галерейку от нашей найденной в сарае дверью.

Пришла Дарья Петровна:.

— Что туда-сюда стены передвигаете? Замуж нашей Адели нужно выходить. Будет хороший муж — дом новый построит. Правильно я говорю?

Дарья Петровна зря спрашивала. Она прекрасно знала, что всегда говорит правильно. Оказывается, еще в начале строительства галереи, прислушиваясь к нашим веселым голосам и смеху, ей захотелось сделать для нас что-нибудь более существенное, чем эти перестройки. И она решила: нужно выдать замуж Адель. В тот же миг начала действовать. Прежде всего разузнала все об Арчиле Давидовиче. Оказалось, что он вдовец, имеет двух иждивенок — старую мать и душевнобольную сестру. Кому он нужен с таким «приданым»? Правильно Адель делает, что не тащит его в загс. И, бегая по району со своим шприцем, Дарья Петровна не теряла времени: наводила справки об одиноких мужчинах, расхваливала невесту. Врала напропалую: Адель отличная хозяйка, все у нее в комнате блестит, после смерти законного мужа она на мужчин и не смотрела…