Там, где папа ловил черепах - [34]

Решили выкупать ее. Люся принесла таз, Надя — полный чайник воды, нагретой на примусе, не пожалели и мыла, и наша собака из серо-бурой превратилась в белоснежную и пушистую.

— Шпиц, — тоном знатока сказал Алеша, — у них такие большие черные глаза и черный нос.

Чтобы взрослые не обратили внимания на отсутствие нас всех, решили дежурить в подвале по очереди. Первой осталась я. Собака лежала на сундуке на одеяле, я сидела перед ней на стуле и не сводила с нее глаз.

Во дворе раздались возгласы — по лестнице поднимался Коля, держа на плече большую пушистую елку. Я и Люся торжественно прошагали вслед за ним в галерею — значит, будет настоящий праздник. И еще Коля принес блестки. Разноцветные, они мягко мерцали и переливались. Мне хотелось потрогать их, но Коля деловито закрыл пакетик и спрятал его куда-то так быстро, что я и опомниться не успела.

На другое, предновогоднее утро вся наша семья села пить чай в галерее. Я уже проведала в подвале Белку, ночью она вела себя тихо, и у меня зародилась крохотная надежда: может, взрослые подобреют, увидев ее, ведь она такая красивая и такая послушная? Сама я старалась угождать взрослым, заводила разговоры о животных и наблюдала за реакцией. Вдруг вижу: Коля поглядывает на верх буфета. Пожует бутерброд и посмотрит, попьет чаю и снова кинет взгляд на буфет. меня как огнем обожгло — он спрятал там блестки! Там же все от нас прячут, как же я раньше не догадалась?

Быстро доела свой завтрак, допила чай и стала погибать в ожидании, пока все закончат и разойдутся. А мои родичи, как нарочно, всё сидели и спорили, что еще нужно подкупить к праздничному столу, а что подкупать не стоит.

— Эрнест, дай-ка валерьянки, — сказала мама.

Он встал, открыл буфет, взял с верхней полки флакончик.

— Не этот, — сказала мама, — ландышевые на самом виду, в высоконьком, в высоконьком.

Папа не смог найти ни высоконького, ни низенького флакончика. Мама строго посмотрела на меня:

— Уже вражья рука прикасалась?

— Не-е-ет…

Тогда стала искать тетя Тамара. И нашла. Правда, где-то в глубине полки.

Мама выпила валерьянку с ландышем. «Сейчас уйдет лежать, — подумала я, — и другие разойдутся».

Но как бы не так. Мама начала чистить картошку, тетя Тамара под ее руководством принялась разделывать мясо, папа мастерил крестовину для елки, меня и Люсю послали подметать двор. Был теплый день, совсем непохожий на предновогодний. Белка в подвале сделалась неспокойной и даже изредка поскуливала. Хорошо, что Алешка сидел там почти безвыходно, — конфликт в семье Лапкиных не шел на убыль.

Пришла в галерею, смотрю, мама стонет. У нее болит ухо. Тетя Адель старается развлечь — рассказывает, как в старые времена устраивали елки, и одновременно взбивает в миске яйца для бисквита. Папа что-то ищет в буфете.

— Этот? — показал он издали пузырек.

Мама посмотрела:

— Да нет же! Ой, уморишь. Камфарное у задней стенки, в пузатеньком, в пузатеньком!

Опять он стал перебирать лекарства. Тетя Адель говорила:

— Помнишь, Эрнест, нашу елку? До потолка! А как бывала убрана! Однажды в новогоднее утро, — она весело рассмеялась, — я нашла под своей подушкой подарок Деда Мороза — розги. Ах, как я плакала! Ведь ты, и Виолетта, и Эмиль получили игрушки!

Папа нашел наконец пузатенький флакончик:

— Этот?

— Да, да!

— Анна, может, не этот? Он был в самом углу.

— Этот. Говорю — этот, значит, этот.

Папа зажег спичку и стал нагревать в чайной ложке лекарство.

— Елку украшали тайно от детей, — продолжала тетя Адель, — и вот вечером распахиваются двери гостиной, и перед нашими восхищенными взорами…

— Как вы все, — мама назвала нашу фамилию, — не умеете жить. Все-то вам подскажи да еще и подтолкни. Ну? — подняла она глаза на папу. Решительно подставила ухо, папа влил туда лекарство, в тот же миг мама охнула, вскочила, заметалась.

Тетя Адель выронила из рук взбивалку, я громко, испуганно вскрикнула, Коля подскочил к папе:

— Бежать за «скорой помощью», да?

Дядя Эмиль схватил флакон, понюхал:

— Господа, это же скипидар!

Все замерли. Секунду стояла гробовая тишина. Потом мама четко и выразительно проговорила:

— Идол, что ты со мной сделал? — И, морщась от боли, она часто-часто запрыгала на одной ноге, стараясь вытряхнуть из уха скипидар.

У папы дрожали руки.

— Эмиль, что же делать? Может, в больницу?

— Не нужно! — отрубила мама. Ей стало легче.

Прибрали, стали смеяться.

— Ну денек, — усмехнулась и мама.

Ее бережно отвели в комнату — полежать на боку, чтобы скипидар вытек весь, до последней капли.

Коля пошел за чем-то в комнату, тетя Тамара смешивала на столе конфеты и орехи, елка была уже убрана, оставалось лишь зажечь свечи. Но это решили сделать перед тем, как сядем за праздничный стол.

— А блестки? — вспомнила тетя Адель.

Я в одно мгновенье придвинула стул к буфету, вскочила на него, потом на подзеркальник, что-то хрустнуло, выскользнуло из-под ноги, раздался оглушительный звон, и я увидела на полу осколки тонкой хрустальной вазы, которую еще в прошлом веке привезла моя бабушка из Франции.

Что тут было!

Тетя Тамара протянула:

— О-о-о-о!..

Тетя Адель смотрела на меня огромными голубыми глазами. Я спрыгнула с буфета ни жива ни мертва и в дверях дядиной комнаты увидела маму. Она тихо сказала: