Там, где папа ловил черепах - [11]
Из управления отец поехал в ЗаГЭС.
Начальник охраны не стал медлить, мгновенно собрался и поскакал в сопровождении двух солдат в Мухатгверды.
— Я и не пытался догнать его на бричке, — сказал папа. — Надеюсь, он растолкует Назарбекову, что возврата к прошлому нет.
Но это не успокоило маму. Напуганная, возмущенная, она решила увезти детей в Тифлис. Мы поехали на бричке, по широкой, затененной деревьями дороге. Справа круто вздымались горы, слева тянулся обрывистый берег Куры. Мне казалось, что Назарбеков где-то близко, следит за нами и вот-вот выскочит с руганью из-за дерева или из-за скалы. Копыта лошади звонко цокали по гравию, кучер что-то напевал. И я постепенно успокоилась. Кто на нас нападет в такой солнечный, прекрасный день, да еще на глазах у бравого кучера?
Изредка встречались едущие из города подводы, — тогда, в тридцатых годах, не часто можно было увидеть на Дорогах автомобиль, — и наш кучер здоровался с проезжающими.
Одна подвода остановилась — мухатгвердские.
— Бичо, рава хар? [16] — добродушно приветствовал кучер возчика.
— Исев, нел-нела[17],— улыбнулся молодцевато возчик.
И из уважения к нам, русским, они стали говорить по-русски. У них это получалось с трудом, зато достоинство их было на высоте, и они с удовольствием беседовали.
На этой телеге утром были отправлены в заводскую столовую продукты из совхоза. Теперь каждый день совхоз посылал своим подшефным бидон молока, яйца, битую, выбракованную птицу и овощи. Это благодаря тому, что взялись за работу как надо и продукты не уходили на сторону — прежний директор разбазаривал народное добро.
Побеседовав о том о сем, сельчане опять перешли на грузинский — пожелали друг другу счастливого пути и двинулись дальше.
Вот и Тифлис. Мы въехали в город по Военно-Грузинской дороге и покатили по чистеньким улицам. Город походил на любовно ухоженный сад. А какой он большой! Мы долго ехали, сворачивая то вправо, то влево, и вот наконец наша улица, наш дом.
Тетя Тамара и бабушка встретили нас так, будто уже и не чаяли увидеть в живых.
— Ну как там, как?
— О, повр[18] Эрнест!
Мама была усталая и расстроенная.
— Что есть, того следовало ожидать. Я же говорила. Но разве он когда-нибудь меня слушал?
— Тетя Тамара, — сказала я, — какой красивый Тифлис!
Надо было видеть, как она обрадовалась. Будто давно ждала, чтобы кто-нибудь его похвалил.
— Тебе понравился, да? Но это еще не центр, центр еще красивее. Как жаль, что мы живем не в центре города!
— Там вовсе пекло, — сказала мама.
— Ничего подобного! Дали живет в самом центре, но у них дома очень прохладно.
— Кто эта Дали?
— Да, вы же не знаете! Мари Карловна дружила с ее матерью еще в Квирилах. Ее мать была у Адели ее первой учительницей музыки. Дали к нам придет, вы с ней познакомитесь. Как жаль, что мы не живем в центре города!
Приехав домой, я не знала, чем заняться. Двор показался тесным, брата я почти не видела — он пропадал на детской технической станции, Нана снималась в фильме, играла летчицу, да к тому же еще и на свидания ходила — у нее начался роман с кинорежиссером. А тетя Адель приходила со службы со своим другом Арчилом Давидовичем, по вечерам то и дело раздавался за стеной ее беспечный смех.
Меня тянуло к тете Адели, нравилось, что она всегда веселая и разговорчивая. Бывали дни, когда она приходила домой одна, — это был праздник для меня. Люся тоже радовалась — вечер обещал быть интересным.
Я никогда не видела книги в руках тети Адели. Но как много она знала и, главное, умела рассказывать. Мы слушали затаив дыхание историю графа Монте-Кристо и необыкновенные приключения Робинзона Крузо, про Гулливера, про Кая и Герду. Тетя Адель не особенно придерживалась точного содержания книг. Но как интересно она импровизировала! Когда мы что-нибудь уточняли, она согласно кивала и продолжала рассказ в желанном для нас направлении — мы были в восторге, она тоже, время летело, но если нет забот, почему не похохотать? В этом мы с тетей Аделью были единодушны.
И еще мне очень нравилось находиться по вечерам у подъезда. На нашей Лоткинской у всех ворот сидели люди целыми вечерами. В тени развесистой акации мои родные ставили вынесенные из дома стулья, усаживались на них и наслаждались прохладой после утомительно жаркого дня. Разговоры велись тихие, односложные, больше смотрели на небо, на редких прохожих. Дядя Эмиль как участковый врач знал многих, и его знали многие. Здоровались, желали друг другу всех благ. Иногда от Других ворот, где располагались таким же образом соседи, подходил кто-нибудь, спрашивал о новостях и сообщал новости. Слабый свет фонаря едва пробивался сквозь густую листву акации. Полновластной хозяйкой улицы была лупа, и тишина в ее ясном ровном свете стояла умиротворяющая.
Попрыгав с Люсей по замощенному булыжником тротуару, мы тоже усаживались на скамеечки около бабушки и поддавшись общему настроению, притихали.
В один из таких вечеров, когда солнце еще не зашло и мы только собирались вынести стулья на улицу, к нам в подъезд забарабанили так, словно град пошел. Тетя Тамара сразу догадалась о том, кто это, и побежала в переднюю. Отворяя поспешно дверь, с радостным умилением воскликнула:
Эдит Уортон (Edith Wharton, 1862–1937) по рождению и по воспитанию была связана тесными узами с «именитой» нью-йоркской буржуазией. Это не помешало писательнице подвергнуть проницательной критике претензии американской имущей верхушки на моральное и эстетическое господство в жизни страны. Сравнительно поздно начав литературную деятельность, Эдит Уортон успела своими романами и повестями внести значительный вклад в критико-реалистическую американскую прозу первой трети 20-го века. Скончалась во Франции, где провела последние годы жизни.«Слишком ранний рассвет» («False Dawn») был напечатан в сборнике «Старый Нью-Йорк» (1924)
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Кристина не думала влюбляться – это случилось само собой, стоило ей увидеть Севу. Казалось бы, парень как парень, ну, старше, чем собравшиеся на турбазе ребята, почти ровесник вожатых… Но почему-то ее внимание привлек именно он. И чем больше девочка наблюдала за Севой, тем больше странностей находила в его поведении. Он не веселился вместе со всеми, не танцевал на дискотеках, часто бродил в одиночестве по старому корпусу… Стоп. Может, в этом-то все и дело? Ведь о старом доме, бывшем когда-то дворянской усадьбой, ходят пугающие слухи.
В книге «Зона» рассказывается о жизни номерного Учреждения особого назначения, о трудностях бытия людей, отбывающих срок за свершенное злодеяние, о работе воспитателей и учителей, о сложности взаимоотношений. Это не документальное произведение, а художественное осмысление жизни зоны 1970-х годов.
Дмитрий Натанович Притула (1939–2012), известный петербургский прозаик, прожил большую часть своей жизни в городе Ломоносове. Автор романа, ряда повестей и большого числа рассказов черпал сюжеты и характеры для своих произведений из повседневной жизни «маленьких» людей, обитавших в небольшом городке. Свою творческую задачу прозаик видел в изображении различных человеческих качеств, проявляемых простыми людьми в условиях непрерывной деформации окружающей действительностью, государством — особенно в необычных и даже немыслимых ситуациях.Многие произведения, написанные им в 1970-1980-е годы, не могли быть изданы по цензурным соображениям, некоторые публикуются в этом сборнике впервые, например «Декабрь-76» и «Радикулит».