Там, где была тишина - [50]

Шрифт
Интервал

В коренастом человеке рабочие сразу же безошибочным чутьем угадали большого начальника и молча почтительно расступились.

— Федор Николаевич, — закричала Наталья. — Ой, Федор Николаевич!

Если бы не его тонкобровая строгая подруга, Наталья бросилась бы на шею Федору Николаевичу, так обрадовалась она его появлению. Но Тоушан смотрела ей прямо в глаза и, казалось, говорила:

— Да, он очень хороший человек, Ткачев, очень хороший! И он обязательно поможет вам, но все-таки он не ваш, а мой… Только мой!

— Что это у вас? — негромко спросил Ткачев. — Вооруженное восстание?

Послышался смех.

— Вот шумим, товарищ начальник, — выдвинулся вперед Ченцов. — Хвороба одолевает, малярия, значит. И с харчами опять-таки плохо. Думаем на другую стройку переметнуться. А нам расчета не дают, денег, говорят, нету.

— А где Макаров? — спросил Ткачев, присаживаясь на какие-то пустые ящики, стоявшие у конторы.

— Макаров болен, — сказала Наталья. — Малярия. Жар. Бредит. Сейчас я вместо него.

— Ладно, — взглянул на нее Ткачев. И куда только девалась та розовощекая девушка, которая недавно с веселым смехом бегала по коридорам управления! Перед ним стояла худая женщина с изжелта-бледным лицом, с сурово сдвинутыми бровями, так повзрослевшая за эти короткие шесть месяцев.

«Да, нелегко им было здесь», — подумал он и снова спросил:

— А где бухгалтер?

— Я здесь, — тотчас же откликнулся Буженинов. — Я вас слушаю, товарищ начальник дорожного управления.

— Сколько нужно денег для расчета?

— Двадцать восемь тысяч, — без запинки выпалил Буженинов. — Прикажите подать ведомости?

— Не нужно. — Ткачев расстегнул портфель и принялся писать какую-то бумажку.

— Сейчас же заготовьте чеки. Завтра все получат расчет. Есть люди, которые хотят остаться на стройке?

Наталью поразило, что Ткачев не принял никаких мер, чтобы задержать рабочих. Он торопился  р а с с ч и т а т ь  их. Что бы это значило?

— Бригада Солдатенкова, — ответила она. — Бригада обязалась работать до конца стройки.

Ткачев ничего не сказал и внимательно посмотрел на рабочих.

Во двор конторы въехала грузовая машина. Ткачев поднялся.

— Где завхоз?

— Слушаюсь, товарищ начальник, — руки по швам, замер перед ним Борисенко, старательно выпячивая глаза.

— Принимайте продукты. Здесь рис, баранина. Должно хватить для ужина и завтрака. Пусть товарищи хоть напоследок поедят местное блюдо — туркестанский пилав.

— Для ужина и завтрака? — снова удивилась Наталья.

Что это он задумал? Но спросить не решалась.

Ткачев направился в контору. Войдя, он тихонько присел возле закутанного с головой, трясущегося Макарова.

Иван Петрович, врач с заставы, встал при его появлении и кивнул на больного.

— Климат ему нужно менять. Иначе труба.

— Переменит, — успокоительно произнес Ткачев. — Давно это с ним?

— Вторая неделя. Совсем измучился.

Макаров сбросил с головы одеяло.

— О, — вскрикнул он, — Федор Николаевич!

И его радость была так непосредственна, что Ткачев отвернулся, чтобы скрыть смущение.

— Намучился, небось? — осторожно спросил он у Макарова.

— Было по-всякому, — тихо ответил тот.

— Ну вот, теперь отдохнешь. Я привез приказ о консервации строительства.

ГАЗЕТНОЕ ОБЪЯВЛЕНИЕ

— Лучше бы вы меня убили, Федор Николаевич. Вот так: поставили к стенке и шлепнули, — после минутной паузы произнес Макаров. Покосившись на поставленную перед ним тарелку с двумя чуреками и бутылку молока, попросил:

— Утвердите наш вариант, Федор Николаевич, и к весне будет дорога. Мы уже проделали главную работу, подвели полотно к предгорьям и разобрали завал на пятидесятом пикете.

«Ах, черт! — тут же вспомнил он. — Эта проклятая гора снова обрушилась на пятидесятый пикет. Как же я забыл об этом?»

— Дорогой мой, — мягко сказал Ткачев. — Приказ есть приказ. Эти деньги нужны в другом месте.

— А здесь не нужны?

— И здесь нужны, — уклончиво ответил Ткачев. — И вообще, Макаров, ты плохо осведомлен о наших делах. Есть умники, которые уверяют, что постройка здесь большого комбината не оправдает себя. Вот они-то и мутят воду.

Макаров сразу же вспомнил длинное холеное лицо Сафьянова, его узкие, презрительно сжатые губы.

— Я знаю этих умников. Пришлось увидеть.

— Тем лучше…

— Федор Николаевич, — взмолился Макаров. — Здесь же крупнейшее в стране месторождение серы. Слышите, крупнейшее! И одно из крупнейших в мире! Как же здесь обойтись без дороги? Пожалейте нас, Федор Николаевич!

Ткачев задумался.

— А ну-ка, дай проект.

Он развернул лист и склонился над ним. В комнате все затихли, боясь шевельнуться.

— Тэк-с, тэк-с, — бормотал Ткачев, поглядывая на поперечники. — Этот кусочек прошли. Пикет пятидесятый, в легенде значится завал. Но ты говоришь, завал разобран? Очень хорошо.

Макаров открыл было рот, чтобы сказать правду, но кто-то сильно толкнул его в бедро. Это был Солдатенков. Макаров промолчал.

— Дальше идут выемки и насыпи с незначительными отметками, — продолжал Ткачев. — Тоже очень хорошо. А здесь что на девяносто пятом. Ого, скальные работы.

— Взорвем, — кратко сказал Солдатенков, щуря глаза.

Ткачев быстро взглянул на него и снова припал к бумаге.

— Дальше до сто четвертого чисто. Так, здесь небольшая труба. Монокль?


Рекомендуем почитать
У красных ворот

Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.


Повесть о таежном следопыте

Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы и изучения животного мира. Этот скромный человек и замечательный ученый, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге, оставил заметный след в истории зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. О том особом интересе к тигру, который владел Л. Г. Каплановым, хорошо рассказано в настоящей повести.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.