Там, где бежит Сукпай - [32]

На другой день, когда я вернулся домой. Нэдьга встретила меня со слезами:

— В соседней юрте все умерли. Что будем делать?

— Надо уходить отсюда скорее, — сказала решительно бабушка. — В такой большой болезни разным родам нельзя жить вместе. Пусть Кялундзюга остаются здесь. Идемте вниз. Жаль вот только, что ноги мои слабы. Как пойду с вами?

Спешно собравшись, мы погрузили на нарты все имущество. Чтобы легче было собакам, отец стал помогать тащить переднюю нарту с ворохом шкур и корья. Мать подталкивала сзади. Мы с Нэдьгой везли другую нарту, на которой лежала бабушка.

Едва мы появились в стойбище, двери юрт перед нами захлопнулись. Генгену Кимонко испугался. Пришлось раскинуть палатку. Утром, когда мы проснулись, Генгену уже не было. Вместе со своим семейством он ночью отправился вниз.

— Мы тоже пойдем, — сказал отец, — здесь нельзя оставаться. Люди ходят туда-сюда. Страшно.

И вот мы опять тащим нарты. Ночью ставим палатку. Расчистив снег для нее, зажигаем костер. Утром снова уходим. Так мы кочевали всю зиму. Это была страшная зима. После нас на Тулами пришла Яту. Она не застала там никого. Белохвостые орланы летали над мертвым стойбищем. Голодные собаки растаскивали кости, и на весь лес кричали вороны.

ПЕРВЫЕ ДЕЛЕГАТЫ

Большая болезнь прошла, как большая буря в лесу. После нее люди долго обходили места, где стояли опустевшие юрты. Даже ветер оттуда был страшен. За всю зиму охотники не протоптали ни одной лыжни в тайге. Никто не ходил на охоту. Все боялись черной оспы.

Весной опять зашумела река. Лес развернул свои зеленые одежды, зазвенел птичьими голосами, затрубил эхом разбуженного зверья. После зимних кочевий люди потянулись на длинных долбленных лодках вниз по реке. Так же, как изюбры в поисках солонцов[63] бродят от стариц к озерам, как рыба ищет добычу заходя из протоки в протоку, так лесные люди шли вниз по Хору в поисках лучших мест.

Два рода Кимонко и Кялундзюга вместе плыли на батах. Недалеко от Дакка[64] остановились, застигнутые ливнем. Кимонко — на одной косе, Кялундзюга выбрали другую. Дождь стучал о крыши балаганов. Сквозь корье сочились капли и перешептывались в тишине: «кпа-кпо, кпа-кпо»… В лесу все промокло. Трудно было найти сухую палку для костра.

Но вот дождь перестал, выглянуло солнце, и сразу лес оживился, повеселел. Из балаганов люди стали выходить на берег, развешивали на кустах халаты, медвежьи и кабаньи шкуры, сушили берестяные циновки. Берег стал пестрым от цветистой одежды.

У костра собрались охотники. Все мужчины из рода Кялундзюга пришли к нам на косу, задымили трубками, разговаривают. Очень важное дело надо решить: из города от начальства пришла весть — лесных людей просят придти в Хабаровск. Охотники раздумывали, как быть? Шаман Иванса Кялундзюга мрачно поглядывал на огонь. С тех пор, как черная оспа отправила на тот свет Дадзули, шаманом стал Иванса. Он сидел нахохлившись, как старый филин, правое плечо его все время подергивалось.

— Рыбы нет, мяса нет. Как дальше жить будем? Надо что-то думать, — рассуждал Пэйнга Кялундзюга.

— Да, наше дело совсем плохое, — заметил отец, протягивая над костром мокрые улы.

— Будем просить помощи, — энергично заявил Чауна. — Я так считаю, надо обязательно идти к начальнику коммунистов. Может, денег дадут или так помогут.

— Конечно, — подтвердил Динчу Кялундзюга. — Если так не сделать, придется погибать всем.

— Лучше погибать, чем идти к русским, — выругавшись, сказал шаман. — Русские возьмут нас в солдаты и всех перебьют. Я думаю, не пропадем и без них.

— Зачем так говоришь? — возмутился Чауна. — Когда мы помогали партизанам, они говорили нам, что сейчас все одинаковые: нгандугу и нани, все товарищи, братья. У нас и у русских одна земля. На этой земле будут одни законы. Понимаешь? Русских людей много. Они всякую работу знают и помогают друг другу. Если мы у них попросим помощи, почему они нам откажут. Не понимаю, зачем так говорить?.. — заключил Чауна и косо посмотрел на шамана.

— Русские и удэ — разные люди, — возразил Иванса. — У лесного человека свои законы. Этим законам надо подчиняться.

— Лесные законы не защитили нас от купцов, — сказал Дзолодо гневно. Он кивнул в сторону леса. Черные косы, обвитые красной тесьмой, запрыгали у него по плечам. — Лесные законы не защитили нас от большой болезни. Даже сам шаман Дадзули отправился в загробный мир. Почему так?

Иванса поднялся над костром, ни на кого не глядя, стоял с закрытыми глазами и шептал заклинания. Потом стал отмахиваться руками в знак того, что грешно заводить такие разговоры.

— Ксие-ксие-ксие! — прошептал он, садясь на прежнее место. Охотники смолкли. Коренастый удэгеец в выцветшей синей рубахе из дабы, Сесили примиряюще заметил:

— Это такая болезнь, что шаман не вылечит. Есть такие болезни. Бывают. Надо спросить у власти, как бороться с черной оспой. Если так будет продолжаться, никто в живых не останется.

— Большая болезнь пришла в наказание за грехи, — промолвил шаман и оглядел всех многозначительно. — Очень уж много грехов взяли на себя лесные люди. Так всегда будет. Не надо с деньгами иметь дело. Теперь придется страдать.