Там, где бежит Сукпай - [26]

Линчуна закончил свой рассказ и попросил закурить. Гольду в темноте поднялся, что-то хотел сказать, но упал ничком и горько, безутешно заплакал.

— Манга[52],— вздохнул отец, поправляя головешки костра.

Утром хунхузы стали собираться в дорогу. Теперь нас освободили из-под стражи.

С непривычки, выйдя из темной юрты на свет, я долго протирал глаза. И вдруг… что такое? Откуда взялись эти люди? В стойбище пришли еще двое. Они одеты в желтые полушубки, поверх шапок у них наброшены серые мешки с длинными концами, завязанными вокруг шеи, на ногах высокие толстые сапоги.

— Японцы, ты видишь, бата, японцы? — шепнул мне отец, когда они проходили мимо нашей юрты.

Вместе с ними шел Мисинга Канчуга. Он на ходу размахивал руками, считал что-то по пальцам и озирался, как волк, выискивая добычу.

Я побежал через кусты к крайней юрте и спрятался за амбаром раньше, чем они успели туда придти.

— Кто есть мужчины здесь? Выходи! — крикнул Мисинга, распахнув дверь юрты.

Детский плач донесся оттуда и замер. Дверь захлопнулась. Один японец вместе с Мисингой пошел в юрту. Другой остался на карауле. Он ходил взад-вперед, вытянув в правой руке пистолет. Как они забрели сюда? Неужели Дзолодо ошибся! Ведь он говорил, что большевики победили. Нет, Дзолодо не ошибся! Позднее я понял, что это были остатки разбитой японской армии. Враг еще не сдавался. Над нашей страной уже давно поднялось красное знамя, а здесь в лесной глуши еще прятались злые, опасные люди. Что они задумали, мы не знали.

— Выходи, выходи! — кричал Мисинга.

Он выволок из юрты старого Гольду, связанного веревками, толкнул в снег.

— Я не знаю туда дорогу, я не ходил на Бикин, — повторял Гольду, приподнимаясь на локте.

Мне было ясно, что японцы ищут проводников. Я осторожно шагнул в сторону от амбара и опять через кусты пробрался к своей юрте.

— Знаю, знаю, — мрачно закивал отец, выслушав мой рассказ.

Бабушка в эти дни совсем состарилась. Она ползала по земле, как рыба, выброшенная из воды. Она все время плачет с тех пор, как узнала, что хунхузы приказали отцу тащить нарты до перевала.

— Вот тебе на дорогу, — сказала мать, подавая ему котомку с юколой. — Мяса у нас нет. Все забрали хунхузы.

— Скорее, скорее! — торопил между тем Лайси.

Двадцать две нарты вытянулись вдоль берега. На передней нарте вместе с Лайси пристроился японец. Он сидит нахохлившись, спрятав руки в рукава своей желтой шубы. На второй нарте, там, где размахивает длинной палкой Мисинга Канчуга, желтеет другая шуба. Давно уже мы не видели столько нарт. Лайси дал свисток. Собаки рванули нарты и помчались вперед. Старик Гольду бежит в упряжке, едва поспевая за собаками. Отец мой прихрамывает, согнувшись от тяжести, бредя по мокрому снегу,

— Пусть хранит тебя добрый дух, — шепчет сквозь слезы мать.

ПОГОНЯ

Как только за кривуном скрылась последняя нарта, в стойбище поднялся вой. Женщины выметали сор, подбирали одежду, выбрасывали в кусты рыбьи кости. В стойбище осталась одна собака. Мы все насторожились, когда услышали громкий лай. На тропе показался человек с винтовкой через плечо. Это был Ниадыга Кимонко. Не здороваясь, он спросил: «Где хуза?» и когда услышал в ответ: «Ушли», торопливо заговорил:

— Давайте нам что-нибудь поесть. Нас много. Будем догонять врага. Драться будем.

С этими словами он снял с плеча русскую винтовку, повесил котомку и быстро юркнул в кусты. Через несколько минут из кустов вышли люди: кто с берданкой, кто с дробовиком. В стойбище стало шумно. Кимонко и Кялундзюга объединились на борьбу. Старики уже вывернули свои мокчо[53] на левую сторону и застегнулись справа налево, готовые к битве.

— Сородэ, мама! — громко сказал Чауна, проходя в нашу юрту и кланяясь бабушке. Чауна был старшим братом моей невесты, которую я еще не видел. Вместе с другим братом Даверием он помогал красным партизанам возить груз, строить лабазы в низовьях Хора. Когда хунхузы проходили мимо его юрты, он хоронил отца.

Чауна пообещал догнать их. И в тот же день вышел из лесу русский охотник Жарков. Чауна встретился с ним на реке и не сразу его узнал. Густая русая борода, пышные усы, изменили его лицо так сильно, что не верилось, неужели это тот человек, с которым они вместе строили партизанам лабаз на Кутузовке.

— Не признал? — спросил Жарков, называя свою фамилию.

— Э-э, — обрадовался Чауна, — Иван Васильевич! Куда идешь?

Жарков рассказал ему, что в эти дни по Хору должны пройти японские разведчики. Их четверо. Двое хотят попасть на Бикин, а двое через перевал к морю. Надо задержать их во что бы то ни стало. С этой целью Иван Васильевич и пришел сюда. Два дня он пробыл в юрте Чауны. За это время Ч1ауна успел побывать на Катэне, куда ушел Чангума с грозной бумагой от хунхузов. Катэнские охотники уже готовы были подчиниться этой бумаге, но тут явился Чауна и сказал мне:

— Мы не можем больше терпеть. Надо защищаться. За хунхузами японцы идут. Так им не будет конца. Берите

оружие. Пойдем догонять врагов. Русский партизан ожидает нас. Идемте!

И вот они пошли. По дороге разделились на две группы: одни с Жарковым ушли через перевал к морю, других Чауна привел сам. Не хватало оружия. Чауна назвал меня по имени: