Там, где бежит Сукпай - [25]

Хунхуз ударил его прикладом. Чингиса упал и больше не шевельнулся. Отец лежал связанный веревками. Его били, когда он пытался вставать.

— Что же вы смотрите? — крикнул Дзолодо, выбегая из-за кустов. В руках у него берданка.

Маленький ростом, важный, как петух, Лайси перебегает ему дорогу.

— Не стреляй, не стреляй! — кричит он. — Будет худо. Ты видишь, хуза сильнее. Их пятнадцать. Значит, пятнадцать винтовок. Надо отдать им пушнину, тогда уйдут.

Хунхузы заняли две юрты. К вечеру охотники снесли туда все, что имели. Отец отдал шесть соболей, три выдры, сто семьдесят белок, две рыси и пять колонков.

— Ничего не прячьте. Давайте деньги, пушнину, — говорит Лайси. Он переводчик у хунхузов. Бегает туда-сюда, петушится: «гоголи-лиа, гоголи-лиа[50]»…

Арестованных развязали. Освобождаясь от веревок, Гольду Кимонко взмахнул рукой:

— Не плачьте, дети мои. Все равно разбойникам конец будет. Их накажут духи.

НЕПРОШЕНЫЕ ГОСТИ

Когда стало темнеть, нас всех согнали в две юрты. Хунхузы выставили караул. Никто без спроса не смел выходить на улицу. Даже если надо было принести воды или дров, обращались к переводчику. Тот просил разрешения у хунхузов. Трое суток мы просидели под стражей. Тем временем изменилась погода. Солнце спряталось. Похолодало. Повеяло с гор снегами. Потом закружилась метель. Снежные хлопья величиной с голову птички падали за дверью, летели в юрту. Гольду высунул голову в дверь:

— Это ненадолго. Тучи летние. Дождь будет.

— Цуба! — крикнул часовой, толкая Гольду прикладом.

В эту ночь снег с дождем посменно шелестели над пологом юрты. Промокшие под дождем караульные перед утром оставили свой пост и ушли. В это время явился к нам Линчуна Кялундзюга. Пришел он вместе с хунхузами, сопровождая их до Чукена. Он потихоньку отыскал себе место у двери и сел. Почти все уже спали, полусидя, прислонившись друг к другу. В тишине я услышал, как злобно выругался Дзолодо:

— Этот собака Лайси помогает хунхузам обдирать нас, как белок. Зачем такие люди живут на свете?

— Ничего, — заметил тихо Гольду из своего угла, — грех не проходит даром.

— Тише, Лайси попал, как ленок в сетку, — заговорил шепотом Лйнчуна Кялундзюга. — Я расскажу вам, как это все случилось.

Он выглянул за дверь, чтобы убедиться — нет ли кого поблизости, и стал рассказывать.

— Дело было так. Мой отец, Моско, Уляну и я шли вниз по реке менять пушнину. Около устья Дзингали нас остановили хунхузы. Они отобрали у нас всю пушнину и приказали везти их на нартах обратно, вверх. Что же делать? Пришлось подчиниться. Оружия с собой не было. Один раз я перевернул нарту, хуза упал, рассердился и ударил меня прикладом по голове. Опять пошли. Ночевали в юрте нанайца Тумпали Данкана. Вожак хунхузов всю ночь курил с хозяином опиум. Данкан рассказывал: где кто живет, как охотится. За это дело вожак оставил ему денег и опиум. На другой день опять шли. По дороге нам по пался бикинский купец Мисинга Канчуга. Хунхузы раскланялись с ним, как старые друзья. Дали ему винтовку. Он обрадовался. У него был пистолет. Вожак хунхузов сказал мне так: «Если еще раз опрокинешь нарту, получишь пулю в лоб». Я старался везти осторожно. И вдруг, вижу, как впереди меня Моско запнулся. Нарта его качнулась, и хунхуз, который сидел там, упал в снег. Поднялся шум, крик. Кто-то выстрелил в воздух. Моско так избили, что он плакал. Около устья Катэна, где стоят охотничьи юрты, мы остановились. Там жил Лайси, Хунхузы зашли к нему в юрту и вытащили его оттуда за волосы. Длинные седые косы его чуть не вырвали. Потом хунхузы подвесили его на дерево и стали бить. Они ему так говорили: «Ты здесь почетный судья. Почему твои люди прячут от нас пушнину? Хорошенько говори своим родичам, чтобы ничего не таили. Если не будешь так делать, мы вздернем тебя на этом дереве».

Лайси испугался. Так отвечал им: «Даю клятву, что заставлю всех хорских удэ служить вам. Только отпустите меня». Вожак смотрел на него, улыбался. Так говорил: «Я сделаю тебя начальником. Ты ведь хорошо знаешь наш язык. Если будешь обманывать, придется твою голову собакам отдать». Лайси плачет, просит прощения и говорит: «Вы только отпустите меня, я все сделаю»…

Почти целые сутки хунхузы держали его на привязи. Старухи уже отдали свои серебряные «балапти[51]», золотые кольца и серьги, чтобы задобрить хунхузов. Вожак распорядился освободить Лайси. Как только Лайси отвязали, он привел себя в порядок, подпоясался, набил табакой трубку и стал жадно вдыхать дым. Сердитая складка залегла у него на лбу. «Го-го-го-го», — запетушился старик.

— Люди! Давайте своих соболей, давайте все, что у вас есть. Кто пожалеет, берегитесь!

Он собрал тридцать соболей, много белок и все это отдал вожаку.

— Шанго! — приговаривали хунхузы. — Хо! (хорошо!),

Потом вожак велел взять у охотников все затворы от берданок. Только у Чангумы не тронули оружия. Хунхузы приказали ему подняться вверх по Катэну и собрать всю пушнину. Они написали Чангуме какую-то бумагу, в которой говорилось, что, если он вернется с пустыми руками, череп его останется на шесте.

Для каждого хунхуза приготовили нарту, Лайси тоже сел на нарту и сам управлял собаками. Так мы дошли до устья Гуасиги. Там опять остановка была. Там Лайси опять петухом ходил: «го-го-го-го»… Он хотел, чтобы Чауна пошел тащить нарты дальше, вверх по Хору. Но Чауна в то время делал гроб своему отцу. Отказался идти. Так говорил Чауна: «Разве ты не понимаешь, что я должен проводить отца в загробный мир? Если хочешь, я догоню вас потом». Когда мы пришли в Джанго, ты слышишь, Гольду? Когда мы пришли в Джанго, твой отец отказался давать пушнину. Хунхузы потащили в лес и живого закопали в землю. Больше сердце не может терпеть. Надо что-то делать. Так они всех нас погубят.