Талисман отчаянных - [92]

– И какого цвета волосы? Светлые? Темные? – сквозь зубы спросил Лотарь.

– Темные… И видать, мягкие как шелк. Потом я мало что видал, потому что она к нему прижалась, обняла, стала целовать. А парень, ясно дело, разгорелся в ответ. Потом вдруг буль-буль, она встала, а он лежит и кровью заливается, а она мыться пошла… Тут я кое-чего и сообразил…

– А почему не поделились своим соображением со следователем?

– Поделился! Да он меня слушать не стал! Хорошо, что под замок не посадил, на том спасибо! – добавил Машю изменившимся голосом.

– Так чего же он слушать не стал?

– Что женщина эта была Вуиврой! Хороша, страсть! Короны не было и змей тоже, но рубин я сам видел.

– Да, вы правы, – согласился Адальбер. – Потому-то следователь и не поверил вашему свидетельству, счел вас сумасшедшим.

На подъезде к Понтарлье Машю попросил его высадить. Он не хотел никого стеснять, желая пожить на свободе. И потом ему в голову пришла еще одна мыслишка, и он хотел ее проверить. Машю сказал, что вечером непременно вернется в жандармерию и принесет свой вид на жительство.

– Какой еще вид на жительство? – не понял Адальбер.

– Пухленького курчонка, – засмеялся Машю. – Примите мое уважение, но мне там сподручнее, чем у вас. А вам желаю не промахнуться, если куда сунете нос.

Высказав свое пожелание, бродяга оседлал велосипед и уехал, насвистывая, в сторону Понтарлье, но потом, видно, свернул на боковую проселочную дорогу, потому что автомобиль его не обогнал. Какое-то время профессор и Адальбер ехали молча, погрузившись каждый в свои мысли. Но Адальбер был не из тех, кто может долго таить мучившие его мысли.

– Не могу понять, – начал он, – по какой причине негодный следователишка во что бы то ни стало хочет повесить убийство на Морозини, хотя все говорит о том, что Альдо не виноват!

– Я тоже все время об этом думаю. Поначалу он был мил и любезен, но любезность скоро с него сошла. Особенно он был недоволен выступлением Машю, когда тот заявил, что Альдо не виноват, а убийцей была женщина необыкновенной красоты.

– Остается узнать, что означает в устах Машю «женщина необыкновенной красоты». Но смеяться над Машю не стоит. Среди наших крестьян встречаются удивительные люди. Франш-Конте – край, где жива история, она странствовала у нас и по большим дорогам, и по малым. Кто только не проходил мимо наших теснин, не жил в наших замках, сколько встречаешь вырубленных топором фигур. А сколько легенд связано с нашим Конте! С лесами, когда-то непроходимыми, с горами, с реками то спокойными, то буйными. В нашем краю живут мужественные люди. Наш Машю догадывался, что следователь не примет его с распростертыми объятиями, но рассказал же все, что знал об убийстве. Он был так потрясен, что его рассказ не может быть неправдой. Возможно, он его приукрасил, но это все, в чем можно упрекнуть Машю.

– Гондри так не думает. Ума не приложу, что сделать, чтобы вытащить Морозини из ловушки!

– Успокойтесь, Адальбер, и у нас в запасе кое-что найдется, не такие уж мы беспомощные. Если у вас есть связи в высших кругах Парижа, у нас есть кое-кто в Безансоне. Главный прокурор – мой старинный приятель, и Гондри об этом не знает. Я повидаюсь с ним в самое ближайшее время. Пора положить конец беспределу правосудия!

– Я только об этом и мечтаю! И я, как только мы приедем, позвоню Ланглуа, террористы у него там или не террористы! Хочу, чтобы Мари-Анжелин нашлась и оказалась живой, а… – тут Адальбер со страшной силой закашлялся, стараясь избавиться от спазма, сжавшего ему горло. – Как только представлю себе, что она всеми брошена, и, может быть, ее вообще нет в живых…

Они въехали в Понтарлье, почему-то необыкновенно оживленный в этот час.

– Не увлекайтесь ролью рыцаря печального образа, – посоветовал Лотарь, протягивая Адальберу носовой платок. – Посмотрите лучше, что творится около жандармерии! Вавилонское столпотворение! И как мы туда войдем?

Улицу перед «епархией Вердо» запрудила толпа. Кто только не глазел на чудо из чудес – невиданный автомобиль огромного размера, жемчужно-серого цвета, сияющий деталями из хрома, благородный «Роллс-Ройс» – сбежавшиеся со всех сторон мальчишки и замеревшие на ходу прохожие.

За рулем британского совершенства автомобильной техники сидел шофер, рядом с ним слуга, оба в ливреях.

– Это что еще за балаган? – недовольно проворчал профессор.

Адальбер, услышав женский голос, который, похоже, доносился до границы, ответил:

– А это, дорогой друг, подарок небес или казнь египетская, считайте как хотите. Я, пожалуй, склоняюсь к первому. Пойдемте посмотрим. Уверяю вас, зрелище того стоит.

Да, зрелище стоило многого. Едва они вошли в помещение жандармерии, как их оглушил невообразимый шум: заливались лаем собаки, визгливо кричал высокий женский голос, несколько мужчин тщетно пытались вернуть тишину.

Центром смерча была дама, высокая стройная брюнетка в элегантном серебристо-сером костюме, который как нельзя лучше подходил к роскошному автомобилю. Огромная, с полупрозрачными полями шляпа, украшенная серыми розами, дополняла ее туалет, который больше подходил для приема в королевском дворце, а не для жандармерии маленького пограничного городка, затерявшегося среди темных елей, суровых древних крепостей, мирных озер и горных речушек. Что же касается лая, то лаяли пять белых скотчтерьеров, они прыгали и рвались со своих поводков, украшенных стразами, и казалось, что их не пять, а все пятьдесят. На необыкновенное явление удивленно взирали жандармы и две местные овчарки – Альберик и Аманда. Овчарки сидели в углу и с великолепным хладнокровием неодобрительно наблюдали за выходками своих странных собратьев.