Таинственный пасьянс - [8]

Единственное, что не позволяло мне упасть духом, это сознание того, что завтра утром мы поедем дальше. К завтрашнему вечеру или немного позже мы будем уже в Италии. Оттуда через Югославию мы направимся в Грецию. И вполне вероятно, что в Греции найдём маму. От этой мысли у меня защекотало в животе.

Я перешёл улицу и подошёл к маленькой пекарне. Витрину пекарни я ещё не видел. Рядом с блюдом, на котором красовались залежавшиеся пирожные, стояла круглая чаша с единственной золотой рыбкой. В верхней части чаши был выломан кусок стекла примерно такой же величины, как лупа, которую мне подарил таинственный карлик на бензоколонке. Я достал футляр с лупой из кармана, вынул из него лупу и рассмотрел её. Она была чуть-чуть меньше выломанного из чаши куска.

Маленькая золотая рыбка плавала в чаше круг за кругом. Очевидно, она питалась крошками от пирожных. Я подумал, что какая-нибудь косуля хотела съесть золотую рыбку, но вместо неё откусила кусок чаши.

Неожиданно на небольшую витрину упало вечернее солнце и осветило чашу. И тут я увидел, что рыбка не только золотая. Она была также красная, жёлтая и зелёная. Теперь и вода в чаше стала того же цвета, что и рыбка. Ну просто палитра художника! Чем дольше я смотрел на рыбку, на воду и на чашу с водой, тем больше забывал, где нахожусь. На мгновение мне даже показалось, что я и есть эта рыбка, которая плавает в чаше, а сама рыбка стоит на улице и смотрит на меня.

Пока я разглядывал рыбку, я обнаружил и старого седого человека, стоявшего в пекарне за прилавком. Увидев меня, он сделал знак, чтобы я зашёл.

Мне показалось немного странным, что эта пекарня открыта так поздно. Сперва я глянул назад, на "Красавчика Вальдемара", чтобы убедиться, что папашка всё ещё пьёт альпийский самогон, и, не увидев его, вошёл в пекарню.

— Grüss’ Gott! — торжественно изрёк я — единственное, что я мог сказать на швейцарско-немецком языке, и это означало "Храни вас Бог" или что-то в этом роде.

Я сразу увидел, что пекарь — добрый человек.

— Норвежец! — сказал я и ткнул себя в грудь, чтобы он понял, что я его языка не знаю.

Старик перегнулся через широкий мраморный прилавок и заглянул мне в глаза.

— Wirklith?[3] — спросил он. — Я тоже жил в Норвегии. Только очень давно. И уже почти не помню норвежского.

Он повернулся и открыл старый холодильник. Достал оттуда бутылку лимонада, открыл её и поставил на прилавок.

— Und[4] ты любишь лимонад, — сказал он. — Nicht wahr? Угощайся, пожалуйста мой юный друг. Эго sehr gut[5] лимонад.

Я взял бутылку и сделал несколько глотков. Лимонад был лучше того, что я пил в "Красавчике Вальдемаре". По-моему это был грушевый лимонад.

Старик наклонился над мраморным прилавком и шёпотом спросил:

— Нравится?

— Очень, — ответил я.

— Jawohl[6], — снова прошептал он. — Это sehr gut лимонад. У нас в Дорфе есть и другой лимонад. Ещё besser[7]. Но тот лимонад не продают. Ты verstehst[8]?

Я кивнул. Его шёпот немного напугал меня. Я посмотрел ему в глаза, но не увидел в них ничего, кроме доброты.

— Я живу в Арендале, — сказал я. — Мы с отцом едем в Грецию, чтобы найти мою маму. К сожалению она затерялась там в мире моды.

Он пристально посмотрел на меня.

— Ты sagst[9], Арендал, дружок? И затерялась? К сожалению, многие из нас затериваются в том или другом городе. Я тоже жил в der grimme Stadt. Но там обо мне, наверно, давно забыли.

Я взглянул на него. Неужели он и в самом деле жил в Гримстэде? Гримстад был совсем рядом с Арендалом. Мы с папашкой летом часто наведывались туда на лодке.

— Это… это совсем рядом с Арендалом — заикаясь проговорил я.

— Да-да. И я знал, что junger knekt[10] в одни прекрасный день приедет ко мне в Дорф. Чтобы забрать сокровище. Теперь, дружок, оно принадлежит не только мне.

Тут я услыхал, что меня зовёт папашка. По его голосу я понял, что он выпил очень много альпийского самогона.

— Спасибо за лимонад, — сказал я. — Мне надо бежать, меня отец зовёт.

— Vater, ja. Aber natürlich[11], дружок. Vent doch litt[12]. Пока ты смотрел на золотую рыбку, я как раз вынул из духовки противень с коврижками. Я увидел у тебя лупу и понял, что ты и есть тот, кого я жду. Ты verstehen[13], сынок, ты verstehen?..

Старик скрылся в задней комнате, Через минуту он вернулся с четырьмя свежими коврижками, которые положил в бумажный пакет. Передавая мне пакет, он серьёзно сказал:

— Ты должен обещать мне одну wichtig Ding[14]. Самую большую коврижку ты съешь последней, и обязательно, когда рядом с тобой никого не будет. И никому ничего не скажешь. Ты verstehst?

— Понятно, — ответил я. — Большое спасибо.

Через мгновение я был уже на улице и встретил папашку на дороге между пекарней и "Красавчиком Вальдемаром".

Я рассказал ему, что старый пекарь угостил меня лимонадом и четырьмя коврижками и что он когда-то жил в Гримстаде. Папашка, конечно, решил, что я всё это выдумал, но по пути в пансионат съел одну из коврижек. Я съел две, а пакет с самой большой спрятал.

Папашка отключился, не успев лечь. А я долго не спал, вспоминая старого пекаря и золотую рыбку. В конце концов мне так захотелось есть, что я встал и взял пакет с последней коврижкой. Сев на стул, я в темноте её надкусил.