Таганка: Личное дело одного театра - [128]

Шрифт
Интервал

Взволнован, пленен формой, мерой условности, лаконизмом, решением спектакля внешним, а более того — духом его. Ах, каким огнем начинили Вы Ваших мальчиков и девочек! Не увлечение — остервенение, бой. И каждый выкладывается, ощущение — до предела. Умные глаза, сосредоточенность, вера. Хочется верить, что это на каждом спектакле, как и великолепный контакт со зрительным залом. Победоносный спектакль — таким, собственно, и должен быть театр.

Рядовой театра, более 3-х десятков лет попирающий подмостки, земно кланяюсь Вам, Вашему коллективу за добрый заряд, которым вы одарили меня. ‹…›

С ув. Л. Державин. Вологда. 29 декабря 1964 г.»[755].
Из ответов на вопросы анкеты к 25-летию Театра на Таганке.
Ваши первые воспоминания о «Таганке»:

«Мою первую встречу с „Таганкой“ не забуду никогда. „Таганкатогда находилась еще не на Таганке. В ЦДЛ[756] шел спектакль „Добрый человек из Сезуана“, поставленный Юрием Любимовым с группой ребят из Щукинского училища. Будущая „Таганка“ сразу начала со своего звездного часа. Казалось, был даже не шум, а гром аплодисментов. И как молния среди этого грома, носилась по сцене Зинаида Славина».

3. С. Паперный, литератор.

Юрий Щуцкий, актер и режиссер Русского драматического театра Литвы, отозвался на «Гамлет» Театра на Таганке стихами:

Песенка зрителя
Я на сцену гляжу, прищурясь,
Ногу за ногу заложив.
А, меня веселя, балагуры
Извиваются, как ужи.
Я смеюсь: во, артист! Во, дает!
И трясется мой пышный живот.
Он заплачет, жалею как брата
И готов за него хоть в тюрьму:
Понимаю, наверно, зарплаты
Не хватает, бедняге, ему.
Порыдай, порыдай, отчаянный,
Оно, глядишь, полегчает.
Только вот, один дурачок
Не смеется, не плачет, а просто
Посмотрел на меня разок…
Сумасшедший, аж в дрожь меня бросил.
Я за ним все слежу, слежу,
Отчего, сам не знаю, дрожу.
И на вид вроде он не дюжий,
Но уж больно опасен взгляд…
Я зашел в ресторан отужинать —
Из бокала глаза глядят.
А когда я заснул, изморенный,
Он кинжал мне во сне под горло!
С той поры я в театр не хожу:
Тоже выдумали — театр!
Хорошо там, когда меня
Попечалят, повеселят…
А когда хулиганят на сцене…
Ну их! Мы то искусство не ценим.

В почте театра много благодарных, даже немного восторженных писем.

Возникает ощущение, что зритель ждал и дождался своего театра.

«Я старая москвичка, с детства любившая хороший театр, хороших артистов, — пишет зрительница, подписавшаяся „Соколова“. — Первое впечатление о театре — „Синяя птица“, „Сверчок на печи“[757], потом Чехов, Горький — в Художественном, в Малом — Островский. Шло время, и это уже становилось обычным, но тут на мое счастье встреча с творчеством Мейерхольда, Театр Революции, Камерный. Мне нравилось все, что было талантливо поставлено и интересно сыграно.

Потом длинная полоса бесцветных спектаклей, жутко бездарных и фальшивых пьес, и театр перестал притягивать к себе, как бывало.

На какой-то срок Вахтанговский, „Современник“, а потом вообще перестала тратить время, уж лучше хорошая книга.

И, как струя свежего воздуха, — Театр на Таганке. Что ни спектакль, то новое, беспокойное, о чем долго думаешь, придя домой.

„Павшие и живые“, „Жизнь Галилея“, „Антимиры“, „Пугачев“, „Час пик“ и вот теперь „Гамлет“ — это самое лучшее из всего Вами сделанного.

Ни на одном спектакле с пышной декорацией, костюмами, с так называемой эпохой, Шекспир не звучал так по-шекспировски. Внешняя мишура не заслоняет самого значительного — слова.

Все вроде условно, а вот землю копают настоящую и бессмертные слова звучат в полную силу.

Не все, правда, смотрится одинаково. Излишне затянуто представление бродячих актеров. Как-то выпадает из чего-то общего Хмельницкий. Хорош могильщик. Офелия подкупает простотой.

Ну, а о Высоцком — просто не нахожу слов, он, как обычно, не играет, а живет и горит. …следишь за его глазами, голосом, жестом и всему веришь.

Его Гамлет сложен и прост, понятен и близок — он наш современник. ‹…›

Если бы я была критиком, искусствоведом, то написала бы серьезней и толковей, и Вам, может быть, было бы интересно, но я просто благодарный зритель.

Соколова. 10 декабря 1971 г.»[758].
В центре — Питер Брук
Юрий Любимов среди зрителей

Но даже поклонники понимали, что нормальная жизнь такого театра невозможна без обратной связи со зрителем, и спектакли не только можно, но и нужно критиковать.

«АРТИСТАМ, ИСПОЛНИТЕЛЯМ СПЕКТАКЛЯ „ПОСЛУШАЙТЕ!“

Спасибо, друзья. Всех, кто принимал участие в рождении спектакля „Послушайте!“, прошу принять низкий поклон… от человека, далекого от театра, но любящего наше искусство и болеющего за него. Спасибо за бережное отношение к памяти поэта, за любовь к живому человеку и ненависть к травившей его „мертвечине“, за ломку прокрустова ложа, в которое пытаются втиснуть его творчество, за богатство стихов и мыслей, за то, что спектакль начинается с „Послушайте!“, а заканчивается „Подумайте!“.

Спасибо, друзья.

Это я должен был сказать. Остальное, вероятно, мог бы и не говорить, поскольку я не только не поклонник театра, но даже его противник и потому невежда в сфере цивилизованного лицедейства. Тем не менее, хочу сказать несколько слов о собственном впечатлении, полагая, что и Творец нуждается в обратной связи. Просто один из нескольких тысяч ответов на анкету несуществующего общественного мнения. Ответ, возможно, безграмотный, но честный.


Рекомендуем почитать
Польский театр Катастрофы

Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши. Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр.


Размышления о скудости нашего репертуара

«Нас, русских, довольно часто и в некоторых отношениях правильно сравнивают с итальянцами. Один умный немец, историк культуры прошлого столетия, говорит об Италии начала XIX века: „Небольшое число вполне развитых писателей чувствовало унижение своей нации и не могло ничем противодействовать ему, потому что массы стояли слишком низко в нравственном отношении, чтобы поддерживать их“…».


Монти Пайтон: Летающий цирк (Monty Python’s Flying Circus). Жгут!

Цитаты, мысли, принципы, максимы, диалоги и афоризмы героев и героинь сериала «Летающий цирк Монти Пайтона» («Monty Python’s Flying Circus»):Когда-нибудь ты поймешь, что есть вещи поважнее, чем культура: копоть, грязь и честный трудовой пот!Мистер Олбридж, Вы размышляете над вопросом или Вы мертвы?Американское пиво – это как заниматься любовью в лодке: слишком близко к воде.В сущности, убийца – это самоубийца экстраверт.А теперь я обращаюсь к тем, кто не выключает радио на ночь: не выключайте радио на ночь.И многое другое!


Играем реальную жизнь в Плейбек-театре

В книге описана форма импровизации, которая основана на истори­ях об обычных и не совсем обычных событиях жизни, рассказанных во время перформанса снах, воспоминаниях, фантазиях, трагедиях, фарсах - мимолетных снимках жизни реальных людей. Эта книга написана для тех, кто участвует в работе Плейбек-театра, а также для тех, кто хотел бы больше узнать о нем, о его истории, методах и возможностях.


Актерские тетради Иннокентия Смоктуновского

Анализ рабочих тетрадей И.М.Смоктуновского дал автору книги уникальный шанс заглянуть в творческую лабораторию артиста, увидеть никому не показываемую работу "разминки" драматургического текста, понять круг ассоциаций, внутренние ходы, задачи и цели в той или иной сцене, посмотреть, как рождаются находки, как шаг за шагом создаются образы — Мышкина и царя Федора, Иванова и Головлева.Книга адресована как специалистам, так и всем интересующимся проблемами творчества и наследием великого актера.


Закулисная хроника. 1856-1894

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.