Таежная богиня - [10]

По дороге в общежитие в одной руке Никита нес свое произведение, как огромный средневековый щит, а в другой — холщовую сумку, в которой колотились друг о дружку два больших “портвейна”. Не доходя до общежития, он присел на низенькое металлическое ограждение, выпил одну бутылку и только тогда продолжил свой путь.

Зайдя в комнату, Никита почувствовал долгожданную легкость в мыслях и тяжесть в ногах, поставил холст прямо у двери, повернув лицевой частью к стене, не раздеваясь, рухнул в ямообразную кровать и отрубился.

Ему снился какой-то бурелом событий, винегрет лиц, предметов, обрывки слов, ветви, листья, рты, глаза, слова, машины, и опять все по кругу в каком-то калейдоскопе, пока не раздался стук в дверь. Стук был деликатным, но требовательным. Карусель остановилась, потом, когда стук повторился, она и вовсе пропала, стало темно. После третьего стука Никита оторвал голову от подушки и открыл глаза. Окна зияли черными безднами с редкими далекими огнями, а на столе, отвернутая к стене, горела настольная лампа. Дверь в четвертый раз настойчиво отстучала, точно зная, что дома обязательно кто-то есть. “Что за бред, свои вошли бы с первым стуком, значит, кто-то посторонний, — оставаясь все еще пьяным, подумал Никита, вздохнул и негромко крикнул: — Про-шу!”

Пока дверь открывалась, Никита опустил на пол ноги, сладко зевнул, потянулся, энергично взъерошил волосы и только после этого повернул голову и посмотрел на вошедшего. В дверях стоял невысокий, лет сорока — сорока пяти мужчина. Хорошо и со вкусом одетый, с диагональным зачесом темных с проседью волос, сквозь которые просвечивала лысина. Вид портили две вещи — излишняя мохнатость бровей, из-под которых не очень убедительно поблескивала пара влажных огоньков, и великоватый нос. “Скорее армянин, чем еврей... Где-то я его видел?” Никита сдвинул брови, но проговорил приветливо:

— Чем обязан?

— Добрый вечер, господин Гердов, — приятным голосом проговорил гость и слегка кивнул головой. — Вы позволите? — И, не дожидаясь ответа, прошел к столу, развернул стул и, расстегнув пуговицы на пиджаке, осторожно сел. Сел, как на что-то хрупкое и не совсем приличное.

— Так чем обязан? — повторил Никита и, не сдержавшись, снова сладко зевнул. — Простите. “Определенно где-то я его уже видел!”

— На просмотре, на просмотре вы могли меня видеть, — прочитал Никитины мысли гость и, услужливо улыбаясь, добавил: — Сегодня утром, я был в составе комиссии.

— А-а, да, да, да... Ну и... пришли утешить, сообщить о пересмотре решения...

— Судя по специфическому амбре, — гость помахал ладонью перед своим мощным носом, — вы уже попробовали себя утешить.

“О-о, гость-то слегка хамит!” — отметил про себя Никита, а вслух задал все тот же вопрос:

— Итак, сударь?..

— Пусть будет Георгий Андреевич, дорогой Никита. А вас, ничего, что по имени?

— Сойдет, — ответил Никита, и ему стало скучно. Он полез в свою тряпичную сумку, извлек вторую бутылку портвейна и поставил на стол. — Если не возражаете...

Неожиданно дверь без стука отворилась, и в проеме возникла вихрастая голова, обладатель которой сочувственно проговорил:

— Никита, привет, я слышал... ой, добрый вечер (это уже относилось к гостю)... Правильно ли я понял...

— Правильно, правильно, — вдруг ответил за Никиту гость и махнул рукой, приглашая вихрастого пройти в комнату. — Как вас зовут, юноша?

— Стас!

— Послушайте, милый Стасик, — гость красивым движением достал из внутреннего кармана пухлый бумажник, двумя пальцами извлек из него голубоватую купюру и протянул Стасику, — сходите-ка, милый человек, да купите бутылочку “Арарата”, да в три звезды, дорогой, непременно в три.

— Но я...

— А сдачу оставите себе. Да, и шоколадку не забудьте...

Гость так светился добротой и щедростью, что Стасик покорно кивнул и, выхватив денежку, исчез.

— Ну, а теперь главное, дорогой Никита, — торжественно, склонив голову набок, как на поминках, проговорил гость. Он снова полез в бумажник, и на стол легли пять стодолларовых банкнот, — здесь пятьсот.

— Оп-па! — вырвалось у Никиты. Не долив стакан, он поставил бутылку и уставился на деньги.

— Я, мой милый Никита, покупаю вашу дипломную работу, — сказал гость и горделиво вскинул голову, точно совершал благороднейший поступок.

Никита продолжал смотреть на деньги. В переводе на рубли это была приличная сумма для студента.

— Это за тройку-то?!

— За нее, милый, за нее...

— Странно, оччень стран-но, не находите?! — Никита снова взялся за бутылку.

— Нисколько... — гость скосил глаза на хозяина комнаты. Он долго с каким-то то ли сомнением, то ли подозрением разглядывал Никиту, точно собираясь еще что-то сказать, но вдруг снова достал бумажник, и к первым пяти купюрам добавилось еще пять того же достоинства.

— Уважаю тех, кто знает себе цену, — с той же торжественной ноткой проговорил гость. — Это, надеюсь, должно вас утешить? Не правда ли? — Он откинулся на спинку стула, наблюдая за произведенным эффектом.

Вот теперь Никита раскололся, рассыпался на несколько маленьких Никит. Один из них спешно переводил доллары в рубли и дивился удаче, другой прикидывал, куда потратить столь внушительную сумму. Всплыли старенькая бабушка, мать с ее квартирой, давно требующей ремонта, надо бы новых красок, кисти, холст, еще этюдник, джинсы, или на Соловки, давнюю мечту, пописать там закаты, да мало ли куда можно целую тысячу долларов потратить!.. Третий предлагал положить в банк на проценты. Но был и такой Никита, который тихо и нудно ныл, корил своих близнецов за жадность.