Та, далекая весна - [26]

Вот и гумно Федотовых. Федя распахнул одну створку ворот. Стрельцова бережно уложили на солому. В себя он не пришел, и хотя задышал глубже, но как-то неспокойно, прерывисто.

— Надо перевязать его: кровь все еще течет, — сказал Иван. — Колька, сбегай к нам, попроси у мамы йод и белую тряпку, да побольше.

— Хоть кровь пока смоем, — предложил Федя, когда Колька убежал. — Я сейчас воды из колодца притащу.

В неверном свете утра лицо Стрельцова казалось совсем белым. Плотно сжаты губы, сведенные брови, надувшиеся на щеках желваки — лицо, не потерявшее и сейчас решительности и суровости. Наверное, таким и должен быть настоящий революционер.

Едва холодная колодезная вода брызнула на лицо Стрельцова, он вздрогнул и негромко застонал, но глаз не открыл. Иван, собравшийся смыть кровь с лица, сразу отдернул руки.

— Чего ты? — спросил Федя.

— Ему больно.

— Конечно, больно. А что делать? Голова-то пробита?

— Кажется, нет.

Иван не решался дотронуться до окровавленной головы Стрельцова и только смотрел на большую рану, покрытую спекшейся кровью.

Наверное, Семен понял, что Иван боится крови, что ему страшно прикоснуться к ране, но не попрекнул, а только отстранил Ивана:

— Подожди, я промою.

Осторожно, поливая из горсти, Семен насколько мог смыл кровь с лица Стрельцова; раны, впрочем, и он не решился коснуться.

— Перевязать надо — все еще идет кровь. Чего Колька долго так?

Колька словно только и ждал этих слов.

— Здесь я! — появился он в приоткрытых воротах.

За ним в сарай вошла Мария Федоровна.

— Мама! — удивился Иван. — Зачем ты?

— Думаю, что я лучше сумею перевязать, — спокойно сказала она и, наклонясь над Стрельцовым, ощупала его голову. — Удар сильный, но кость, кажется, цела. Давайте воды.

Промыв рану, она смазала ее йодом. Стрельцов застонал, сморщился от боли и, все еще не открывая глаз, попросил:

— Пить.

Сделав несколько глотков, Стрельцов опять откинулся на солому. Не то сознательно, не то в бреду он отчетливо произнес:

— Два зуба вышибли, гады. И голова трещит.

Мария Федоровна перевязала ему голову чистым лоскутом.

Стрельцов опять зашевелился. На этот раз он открыл глаза и оглядел всех присутствующих.

— Это вы, ребята? А вы? — Его взгляд остановился на Марии Федоровне.

— Учительница здешняя, — ответила она. — Вам лучше помолчать.

— А бандиты? — спросил Стрельцов.

— Мы их так шуганули, что они сразу к себе в лес смылись, — несколько хвастливо сообщил Иван. — Самого Русайкина…

— Вернулись они, — перебил Колька.

— Как вернулись? Ты видел?

— У Совета мужики собрались. Много. И бандиты тоже…

— Что делают?

— Шумят.

— Посмотрите, ребята, что там… — произнес Стрельцов и утомленно закрыл глаза.

— Пошли, Коля, — вскочил Иван. — А вы тут на случай побудьте. Если что, спрячьте его в соломе…

КРУТОЙ ПОВОРОТ

У сельского Совета и вправду сгрудились мужики. В их плотном кольце стояли бандиты. Подойдя ближе, Иван с Колькой сразу поняли, что не бандиты здесь главенствуют, а возбужденные мужики напирают на них.

За общими криками сначала ничего нельзя было разобрать. Но вот на крыльцо выскочил Колькин отец, Говорок. Он замахал руками и что было сил закричал:

— Тиха, мужики! Тиха! Давайте по порядку.

Когда шум несколько улегся, Говорок обратился к бандитам:

— Перво-наперво: куда вы Стрельцова задевали? Говорите — мир требует!

Бандиты, наверное, были те, что остались без лошадей и не успели удрать в лес. Их было двое. Один — крепкий, коренастый, одетый в истрепанную солдатскую гимнастерку, с рябым лицом, заросшим черной щетиной до самых глаз, — озирался кругом, но, видно, особого страха не испытывал; другой — молоденький рыжеватый паренек с вытянутым лицом и испуганными глазами — явно перетрусил.

Хлопая глазами, он бессвязно лопотал:

— Мужики, мы ж ничего. Мы ж — как велели. Мы ж не своей волей…

— В бандиты не своей волей пошел? По призыву, может? — набросился на него Говорок.

— А то! — плаксиво ответил паренек. — Хозяин с собой взял.

— Где Стрельцов?

— Это комиссаришка городской, что ли? — по-звериному ощерился рябой бандит. — Прикончили его, туда ему и дорога. А вы, мужики, не шумели бы, чтоб беды не было.

Глаза бандита под мохнатыми бровями угрожающе сверкнули, но на этот раз мужики не испугались, не смолкли.

— Хватит! — выделился из общего шума голос Говорка. — Хватит бесчинствовать! Сам Ленин и Калинин мужикам обращение прислали. Налаживайте, дескать, спокойную жизнь. Нечего теперь вам бесчинствовать. Антонову вашему на Тамбовщине тоже, слышь, сусла на сторону свернули. И с вами кончать пора: мужику покойная жизнь требуется.

— Да разве ж мы своей волей? — опять заныл рыжий.

— А ну, хватит хлюпать! — Это сказал плечистый парень, брат Феди Федотова, Федот. Он взял бандита за грудки и так тряхнул, что рыжая голова мотнулась из стороны в сторону. — Куда девали Стрельцова?

— Так убег он, видать, — поторопился ответить парень. — Мы его в телегу положили, а как стрельба началась, он, выходит так, что убег.

— Он живой был?

— Вроде живой, только без памяти.

— Как же убег, ежели без памяти?

— Разве ж я знаю!

Колька рванулся, хотел, наверное, сказать, что Стрельцов жив и никуда не убегал, но Иван дернул его за рукав: