Та, далекая весна - [25]
И все-таки взрыв грохнул совсем неожиданно. Пламя сверкнуло на противоположной стороне площади, дрогнул воздух, ударил в уши, шарахнулись лошади; одна, звонко заржав, оторвалась и метнулась в темноту. Вслед за взрывом где-то совсем недалеко послышалось два выстрела, потом еще два.
Из сельсовета, толкаясь в дверном проеме, выскочило несколько человек.
— Кричи! — толкнул Кольку в бок Иван, а сам крепче сжал ручку пистолета.
— Чекисты! Чекисты в селе! — так оглушительно завопил Колька, что у Ивана даже в ухе зазвенело. И сейчас же он услышал другой звон: надрываясь и захлебываясь, забил набатный колокол.
По всему селу поднялся разноголосый собачий лай.
В дверях Совета показался приземистый человек. В предрассветных сумерках Иван не мог рассмотреть его лица, а Колька шепнул:
— Русайкин!
Русайкин, задержавшись на момент в дверях, крикнул кому-то:
— В телегу его. Быстро! — и побежал к возбужденно приплясывающей лошади.
Из Совета выскочили двое, волоча связанного Стрельцова. Торопясь, они с размаху бросили его в телегу.
«Увезут!» — мелькнуло у Ивана.
Забыв обо всем, он выскочил из-за плетня и дважды выстрелил в бандитов. И сейчас же на площади мелькнуло пламя и раскатился взрыв еще одной гранаты.
Вовремя!
Такого уговора не было, но Семен в самое время метнул вторую гранату.
Ивана толкнула в грудь волна горячего воздуха, где-то просвистели осколки.
Лошади, впряженные в телегу, рванулись в сторону, затрещало дышло, телега опрокинулась.
Конь, на которого в этот момент садился Русайкин, вскинул задом, метнулся. Бандит не удержался и полетел на землю, но повода не выпустил из рук и быстро вскочил на ноги. Видно, в панике он забыл о стременах и, подпрыгнув, плюхнулся животом на седло так, как забираются на лошадиную спину мальчишки, отправляясь в ночное. Лошадь затанцевала на месте, не давая Русайкину усесться как следует.
Подчиняясь какому-то еще никогда не испытанному азарту боя, Иван выпустил оставшиеся пули в сторону Русайкина. Он не подумал о том, что его «бульдог» на таком расстоянии не может принести никакого вреда, но азарт боя требовал от него действия, стрелял не дамский пистолетик, а его, Иванова, жгучая ненависть. И, видно, одна из пуль долетела до цели; лошадь Русайкина дико взвизгнула, взлягнула и пустилась карьером, унося перевесившегося через седло, нелепо болтающего ногами Русайкина.
А те, что вынесли Стрельцова, бросив запутавшихся в постромках лошадей, кинулись бегом вслед за ускакавшими бандитами и своим атаманом…
Скатившийся из опрокинутой телеги Стрельцов лежал вниз лицом. Он был опутан вожжами. Крепко стянутые руки посинели.
Иван, срывая ногти, пытался развязать узлы. Но они не поддавались.
— Подожди, ножом надо, — услышал он около себя голос Семена.
Иван и не заметил, что Семен, Колька, Степан, Федя — все друзья по первому боевому крещению, здесь, рядом с ним.
Семен ножом быстро перерезал веревки и перевернул Стрельцова на спину. Глаза его плотно зажмурены, черные брови сошлись у переносья и в болевой гримасе поднялись вверх, изо рта сочилась струйка крови; кровь текла из большой ссадины на лбу, смочив спутанные волосы и перепачкав все лицо.
— Живой? — едва слышно спросил Колька.
Они стояли над Стрельцовым притихшие, растерянные. Раненого, жестоко искалеченного, потерявшего сознание человека им еще не приходилось видеть.
Что с ним делать?
Живой он или мертвый?
Решившись, Иван осторожно приложил руку к груди Стрельцова и сразу почувствовал слабые удары сердца.
— Жив, — не то удивленно, не то радостно сказал он.
Жив! Значит, надо что-то делать. Прежде всего…
— Ребята, его надо скорее унести — вдруг бандиты опомнятся…
— Куда? — спросил кто-то.
— К нам домой, — сразу решил Иван. — Мать перевяжет его. Понесли.
— Постой, — вмешался Федя, — к вам нельзя. Коли бандиты вернутся, у вас первых будут искать. Надо еще куда-нибудь… Давайте к нам на гумно. Там не найдут.
— Верно! — подтвердил Семен.
— Понесли к вам, — сразу согласился Иван.
— А лошади? — вспомнил Степан. — Неужели оставим?
— Запрятать надо обязательно. Кони хорошие, — оживился Колька. — Запрячешь, Степан?
— Спрашиваешь! Так упрячу, что ни в жисть не найдут!
И Степан бросился освобождать запутавшихся в постромках лошадей.
Когда Стрельцова поднимали с земли, он негромко застонал. От неожиданности Колька даже выпустил из рук его окровавленную голову, и она безжизненно запрокинулась назад.
— Осторожно, растяпа! — обругал его Семен.
Несли вчетвером. Несли осторожно, боясь оступиться. Хотя заря разгоралась вовсю, свет от нее на земле был еще неверный, мешающий различать кочки и ухабы на дороге.
Вся схватка с бандитами не заняла, наверное, и десяти минут, но Ивану казалось, что прошло много времени. Еще гавкали по всему селу собаки. Ни в одной избе, наверное, не спали, разбуженные выстрелами и набатом, но никто не высовывался на улицу, ни в одном окне не мелькнуло огонька. Стрелять могли только бандиты, а от них резоннее держаться подальше: ни воевать с ними, ни помогать им мужику не с руки.
Ребята старались шагать осторожно и все же торопились. Возбуждение этой необыкновенной ночи еще не остыло. Взрывы гранат, стрельба, и бандиты, убежавшие от них, пятерых мальчишек, и раненый большевик, лежащий на их руках, — все это до предела взвинтило нервы.
