Сын Ра - [17]

Однако, вся эта история с запиской пробудила неподдельный интерес мужской половины нашего класса к смелой девочке — «эмансипе», а для четырех юнцов стала своеобразным детонатором мощного «гормонального взрыва», который втянул их, как сказал бы известный гламурный сутенер Петя Листерман, «в последний и решительный бой за «лохматое золото». В этой «четверке отважных», как водится, сразу же наметились лидеры (Сережа Новиков) и откровенные «аутсайдеры» (Игорь Куприянов). Да и то сказать, у Игоря не было ни малейшего шанса выиграть в этой бешеной «гонке с препятствиями». Это был некрасивый, с изрытым оспой лицом юноша; как он сам выражался, сын простых «мэнэсов» (младших научных сотрудников в лаборатории металлургического комбината в Темиртау), постоянно жалующийся на бедность и житейские проблемы своей многодетной семьи. К тому же, носки Куприянова источали такое «амбре», что лишь добавляло дополнительных малоприятных штрихов к его и без того непривлекательному образу. Кстати, последнее обстоятельство сыграло роковую роль в том, что Игорь так и не смог прижиться в нашем ВИА (вокально-инструментальном ансамбле), куда он долгое время просился в качестве гитариста — мы смогли выдержать всего одну репетицию его неповторимое «амбре».

Это была поистине блистательная и одновременно авантюрная идея Сережи Новикова — создать ансамбль с людьми, практически (если не считать моих скудных навыков игры на фортепиано) не умеющими играть на музыкальных инструментах, чтобы с ансамблем выступить затем на школьном вечере, произвести фурор и покорить, наконец, сердце юной красавицы Лены Митеревой. Костяк этой музыкальной «банды», как водится, составили я (клавишные), Сережа Новиков (бас-гитара) и Миша Петров (ударные). А вот эти наши «фирменные» музыкальные инструменты, безусловно, заслуживают отдельного рассказа.

С большим трудом мне удалось «раскрутить» маму на миниатюрный клавишный инструмент «Фаэми», от которого всего за 70 рублей волшебных звуков, конечно, ждать не приходилось, но зато, когда я его ставил на табуретку под наше фамильное пианино «Petrof» и пытался со всей дури колошматить по двум клавиатурам одновременно, вид у меня был ничуть не хуже (во всяком случае, тогда мне так казалось), чем у лучшего органиста мира Джона Лорда. Сереже в «складчину» мы приобрели последний писк тогдашней моды — звукосниматель и тембро — блок для гитары. Убрав лишние струны на обычной советской «деревяшке», с помощью тембро — блока нам удалось добиться звучания почти настоящей бас — гитары. Папа Новикова — народный умелец, поколдовав с паяльником над старым автобусным громкоговорителем, по нашему пламенному заказу и на «радость» моим соседям по дому снизу «сваял» нам чудо — усилитель на 10 ватт, оборудовав его подобием микшерского пульта со входами для нескольких инструментов и звуковыми колонками. А вот с барабанами возникли непредвиденные проблемы. Оказалось, что этот, в общем-то, самый необходимый инструмент в эстрадном ансамбле, одновременно является и самым дорогим. Зайдя в магазин музыкальных инструментов, мы были шокированы ценой ударных установок «Амати» — две с половиной тысячи рублей при средней зарплате инженера того времени в 120 рублей. Понятно, что о покупке установки или даже чего — то отдаленно напоминающего ее, не могло быть и речи. Решение проблемы пришло, как всегда, неожиданно.

Как-то раз меня в коридоре на перемене поймала наш комсорг школы — некрасивая тридцатилетняя немка Изольда, которая попросила меня помочь ей убрать из пионерской комнаты всяческий ненужный хлам. Как только я переступил порог этой комнаты, то понял, что Удача сама спешила к нам в руки — оказалось, что подлежали списанию с добрый десяток пионерских барабанов, из которых вполне можно было выбрать достойные и более — менее целые экземпляры. После уроков мы с Мишей отнесли все это «сокровище» на нашу главную музыкальную базу — в мою квартиру, где затем старательно отобрали самые подходящие барабаны по тону, тембру и окраске звучания. После того, как Боря Морозов с «барского плеча» из своего гаража пожертвовал нам старую жестяную банку из-под белой эмали (правда, на одной из последних репетиций эта эксклюзивная баночка взорвалась под давлением скопившихся в ней газов, облив лицо и одежду Мишани краской, так что вид он имел весьма «бледный»), которая издавала такой дивный звук, что стала самым любимым ударным инструментом Миши в его, наверное, самой экзотической перкуссионной группе в мире, процесс комплектования ударной установки можно было считать законченным.

И, наконец, в один из осенних дней 1979 года все это великолепие грянуло во всю свою «природную» мощь, «оттянувшись» после долгого звукового «воздержания», Ниагарским водопадом внезапно обрушившись на «счастливых» жильцов моего дома (благо, отец в это время уже служил в Хабаровске, а мама работала практически ежедневно до 22 часов). Вскоре после начала этого звукового «цунами» ко мне прибежала насмерть перепуганная соседка снизу двадцатилетняя симпатичная Люся Фролова, но «старый» обольститель Сережа Новиков быстро ее очаровал и успокоил, пообещав, что пытка «музыкальной шкатулкой» будет продолжаться всего один раз в неделю и не более 4-х часов. На том и порешили, а Люсе со временем даже понравилось слушать наши репетиции. Но теперь предстояло самое ответственное дело — придумать название нашей группе. «Старый» хулиган и выдумщик Сережа Новиков предложил эпатажное, на западный манер кричащее название «Mооdis Liplis», что в переводе с тарабарского языка означало «Муди слиплись». Хорошо известно, что «как корабль назовешь, так корабль поплывет». Вплывать в Историю мировой рок-музыки «слипшимися мудями», понятно, не очень-то и хотелось, поэтому мы придумали другое, более академичное, хотя слегка припахивающее нафталином название «Пассаж». Если бы мы только знали тогда, какое будущее напророчили нашей музыкальной «банде» этим названием! Действительно, «пассаж», да еще какой, не заставил себя долго ждать.