Сын предателя - [7]

 Фёдор продиктовал текст. Сержант химическим карандашом, часто его слюнявя полуграмотно начиркал на листке, который достал из полевой сумки Фёдора, и отдал санитарке, приказав ей тотчас передать письмо почтовикам. Санитарку подобрала полуторка, удиравшая от наседавших сзади танков. Один из них, плюнув в полуторку раза два снарядом, резко повернул в сторону окопов роты. Простреливая окопы, танк беспрепятственно примял не одну каску. Мгновенно появились убитые и раненые. Живые спрятали головы от страха, имея только винтовки, бесполезные против танковой брони.

 Вечером вчерашнего дня приезжал на "Эмке" майор из штаба, обещал подбросить бутылок с зажигательной смесью и ящик гранат. Но сегодня не было ни майора, ни спасительных гранат.

 Младший лейтенант очнулся, когда за танком появилась пехота.  Боль притупилась в желудке при виде немецких касок, и он рявкнул:

 -Солдаты, к бою!

 Он поднял пистолет и выстрелил в приближающегося немца, потом ещё в двух. Но в следующий момент что-то тяжёлое ударило по руке, груди и лицу. Пистолет выпал из руки, в глазах потемнело, и Фёдор потерял сознание. Очнулся он опять же от тупой боли во всём теле. Было темно. На зубах скрипел песок, рядом с ним кто-то стонал, звал сестру. Фёдор попытался приподняться и вскрикнул от боли. Сломанная рука отдалась электрическим током в мозгу. Боль в желудке исчезла из организма на долгий отрезок времени.

 Хотелось лишь узнать, что случилось, почему он лежит в траншее, и кто стонет. Осторожно он опёрся здоровой рукой в дно траншеи и, превозмогая боль, поднялся во весь рост. Прямо перед ним, в слабых вспышках далёких взрывов, он различил немецкого солдата, который лежал в неестественной позе. Недалеко от него ещё и ещё тускло поблескивали глубокие каски фашистов. Стоны раненого как-то резко, не закончив слова, прекратились, завершившись звучным всхлипом.

 Фёдор прислушался ещё к шороху  и звяку. К нему кто-то приближался по траншее.

 -Товарищ младший лейтенант! Вы живы? Я взял командование на себя. Извините, что так вышло. Нас тут осталось двое, вместе с вами, конечно.

 -А что с остальными?

 -Тут много наших полегло. Ещё человек двадцать, помнится, живых было. Может, в плен увели?

 -А ты?

 -Так за мёртвого, наверно, приняли. Ранен я сильно.

 -Идти можешь?

 -Из окопа бы выкарабкаться надо.

 Фёдор только сейчас понял весь ужас своего положения. За потерю роты в полном составе никаким способом не отвертеться от военного трибунала. Никакая язва желудка не спасёт. Не было секрета для него в устройстве власти. Читая статьи в газете о шпионах, затесавшихся в руководящие органы от профессоров до генералов и маршалов, додумывал он междустрочные тексты и понимал, что просто шла напряжённая драка за власть. И такую пешку, как он, даже не полковники и генералы сдуют вместо пылинки, а какие-нибудь рядовые сотрудники НКВД под руководством лейтенанта или капитана, изобразив суд.

 Где сейчас штаб Армии, где линия фронта? Бой уже гремел глухо где-то позади, за спиной.

 Боль в груди снова стала нарастать, смешалась с болью в руке. Однако это не мешало Фёдору размышлять. Глаза уже привыкли к полумраку в траншее. Солдат был неказист телом, ранен в голову и, обильно смазанный кровью, выглядел, как нежилец на этом свете.

 "Если умрёт, последний свидетель моей болезни исчезнет, и тогда достанется мне позорная смерть воина, оставшегося в живых при подозрительных обстоятельствах" - подумалось Фёдору. Ему как-то не приходило в голову, что он тоже сильно ранен.

 Он вспомнил, что танки пришли справа и решил идти именно туда, по течению реки на север, где был гром боя менее интенсивный днём. Из окопа он, прижав левую сломанную руку к груди, одним махом выпрыгнул, и на травяном покрове минуту скрежетал зубами. После того, как боль в руке стала притупляться, вытащил раненого сержанта с великой осторожностью, как драгоценный сосуд, удивляясь, что раненый в голову нешуточно не только жив, но ещё и способен идти.

 Превозмогая брезгливость, Фёдор обшарил одного фрица, другого. Набрал несколько плиток шоколада, две банки тушонки, алюминиевую ёмкость со спиртом, аптечку. Затем повесил на грудь и немецкий автомат. Постояв над убитым русским солдатом, стянул с него ремень и слегка пристегнул с его помощью сломанную руку к груди. Потом посмотрел на сержанта, стоявшего столбом и боявшегося, как показалось Фёдору, нечаянно упасть.

 Он подхватил его под руку здоровой рукой и, морщась от боли в сломанной руке, пошёл туда, где вдали чёрной полосой прорисовывался горизонт. К утру они были в лесном массиве, деревья которого росли в болотистой почве. Путь оставался для Фёдора только в партизанский отряд, если, конечно, окружённые и разбитые части  могли сосредоточиться в лесной глубинке и организоваться во что-нибудь подобное.

глава 4

 В Ижевске жизнь шла в напряжённом ритме. Каждое утро печальный гудок висел над городом, пугая любителей сна. Толпы рабочих втягивались в проходные номерных заводов, и шла незримая война тружеников тыла с жестоким врагом. Изготовлялось самое убойное оружие для армии. Смены рабочих часто удлиннялись до суток. Не всегда сытые заводские рабочие работали до полного истощения. Не выполнить норму значило быть пособником врагу.