Сын леса - [11]

Шрифт
Интервал

От инфарктов загибаетесь… И до старости мало кто из вас доживает, а все равно…

Духа у вас не хватает жить по судьбе. А у меня хватает!

Альпинисты, сидевшие кружком, притихли, удивленно переглянулись, кивая на оборванца. Не ждали от него философии. Алик понял, что ляпнул лишнего, прикинулся захмелевшим.

— Съела? — рассмеялся руководитель группы, полнеющий мужик лет сорока.

В горах люди с такой комплекцией встречаются редко. Учительница как-то полиняла лицом и незаметно исчезла.

— Спортом занимаетесь, значит? — пролепетал Алик, заполняя недоверчивую тишину. — И что, все вершины вокруг облазили?

Старший стал терпеливо объяснять, что поблизости «категорийных» вершин нет. Есть скальные стены да ледовая лаборатория выше по притоку реки — на них спортсмены и тренируются.

Алик, сделав кислую мину, разочарованно покрутил головой:

— Выходит, вон, торчит скала на хребте, — указал на Чертову Башню, — поблизости тропа проходит, а на нее, может, не ступала нога человека?

— «Не ступала» — это относительное понятие, — посмотрел на скальный купол Старший: — Там стенка всего-то метров двадцать, а снаряжение тащить по крутизне больше двух километров. К тому же вершина некатегорийная, не зачтется. Это дело геодезистов лазить на каждую возвышенность.

— Понятненько! — пробормотал Алик, теряя к ним интерес и собираясь в путь.

Примолкшая было кошка в мешке опять хрипло замяукала.

— Измаялась, бедолага. Ничего, скоро будем дома.

3

Был сухой, знойный июль. Алик старался выходить на работу с рассветом, почти до полудня резал траву, потом прятался в тень и пережидал зной. На осыпях сохли мешки с эфедрой. И так, изо дня в день, тянулась безрадостная монотонная работа. К середине августа он наработал почти четверть годового плана. Еще два десятка мешков, и можно ехать в город заказывать машину для вывоза заготовленного, заодно и отгуляться: женщины навязчиво снились по ночам, уже с юмором вспоминались прежние загулы и не было в душе прежнего отвращения к ним. Мечталось о чистом и возвышенном, о встрече с той, к которой втайне стремился всякий раз, покидая горы.

Как всегда, он вышел из дома в сумерках, подошел к склону, сел. Нужно было лезть вверх, а не хотелось, хоть плачь. «Может плюнуть на работу и сходить на рыбалку?» Алик вытряхнул из рюкзака пустые мешки под куст и зашагал берегом реки туда, где были спрятаны удочки. Не прошел он и десяти минут — снова сел и нехотя закурил новую сигарету. Посмотрел вокруг, растер окурок о камень и повернул домой. Накатило хорошо известное всем одиночкам состояние. Так с ним бывало два-три раза в год, если, конечно, не успевал вовремя выехать к людям. Он заваливался на нары: не топил печь, не готовил пищу, просто лежал, тупо пережидая приступ лени и тоски, время от времени впадая в недолгий сон.

В снах приходил город с его обманными посулами и страстями. Было самое время отгуляться, чтобы вновь затосковать по одиночеству и лесу. Но перед тем как ехать за машиной, надо было спустить затаренные мешки со склона, перетаскать их к мосту, переправить через реку. Работы на три дня. К тому же, чтобы не зря платить за неполную машину, надо было нарезать еще двадцать мешков. Эх, не вовремя накатила нелегкая.

В грязных кальсонах, в свитере на голое тело Алик лежал в избушке вторые сутки, перечитывая измятый газетный лист. Внизу на осыпи сорвалось несколько камней, потом послышались шаги. Зверь или человек? Алик нехотя сел на нары, сунул голые ступни в опорки.

— Эй, — прокричал задыхающийся от бега голос. — Есть кто?

Алик открыл дверь, высунулся с кислой физиономией, щурясь от солнца. На другой стороне ручья стоял крепкий парень лет тридцати в городской одежде. Пот ручьями тек по его лицу. В руках у него был шерстяной ком свитера. — Ты один? — пристально вглядываясь в глаза чикиндиста, спросил горожанин.

Алик кивнул:

— Заходи!

Парень вытряхнул из свитера перетянутый шнурком полиэтиленовый пакет, швырнул через ручей, и Алик механически поймал его.

— Спрячь, — прохрипел, переводя дух, — я в долгу не останусь. — Беглец воровато оглянулся и побежал вверх по чуть приметной тропе.

Алик повертел в руках сверток, сдернул шнуровку. В первый миг ему показалось, что это мумие. Он пожал плечами, недоумевая, понюхал, и дремота вмиг прошла. Это был опий. Внизу заржала лошадь, цокнули по камням подковы.

Алик торопливо вытряхнул черный комок в ручей, осмотрелся, куда бы забросить пакет со шнуровкой, бросил его в печку и, подрагивающими пальцами, стал торопливо разводить огонь.

Верхами подъехали трое в гражданском. Впереди — Круглоголовый с тяжелой кобурой на поясе. Алик уже знал, что он здешний участковый. Верховые крикнули: «Алик!». Чикиндист в кальсонах вышел на крыльцо и неторопливо сбросил свитер.

— Был здесь кто-нибудь? — спросил Круглоголовый.

— Не видел!

— Чего свистишь? Вот его следы, — кивнул участковый под ноги своему коню.

— Я бы и вас не увидел, если бы не орали.

— Ладно, доставай ширево…

— Что это такое? — усмехнулся Алик.

— Дурь, опиуха, тебе лучше знать как вы эту дрянь называете!

— Сам достань, если такой умный! — хмуро проворчал чикиндист, прикуривая сигарету. Пальцы его дрожали. Участковый заметил скрываемое волнение, что-то сказал по-своему — двое спешились, один вошел в избушку, другой стал рыскать вокруг нее. Алик спустился с крыльца, сел на траву, подумал: «Эх, ментяра! Был бы ты повежливей, может быть и в капитаны выбился». Участковый, считая себя повелителем этих мест, не мог снизойти до вежливости с бичом. Прикидывал, наверно: если скупщик спрятал опий поблизости, то нет смысла за ним гнаться.


Еще от автора Олег Васильевич Слободчиков
Великий Тёс

Первая половина XVII века. Русские первопроходцы — служилые люди, торговцы, авантюристы, промысловики — неустрашимо и неукротимо продолжают осваивать открывшиеся им бескрайние просторы Сибири. «Великий Тёс» — это захватывающее дух повествование о енисейских казаках, стрельцах, детях боярских, дворянах, которые отправлялись в глубь незнакомой земли, не зная, что их ждет и вернуться ли они к родному очагу, к семье и детям.


Первопроходцы

Дойти до конца «Великого Камня» — горного хребта, протянувшегося от Байкала до Камчатки и Анадыря, — было мечтой, целью и смыслом жизни отважных героев-первопроходцев. В отписках и челобитных грамотах XVII века они оставили свои незатейливые споры, догадки и размышления о том, что может быть на краю «Камня» и есть ли ему конец. На основе старинных документов автор пытается понять и донести до читателя, что же вело и манило людей, уходивших в неизвестное, нередко вопреки воле начальствующих, в надежде на удачу, подножный корм и милость Божью.


По прозвищу Пенда

1610-е годы. Только что закончилось на Руси страшное десятилетие Великой Смуты, избран наконец новый московский царь Михаил, сын патриарха Филарета. Города и веси Московии постепенно начинают приходить в себя. А самые непоседливые и отважные уже вновь устремляют взоры за Уральский Камень. Богатый там край, неизведанные земли, бесконечные просторы, одно слово — Сибирь. И уходят за Камень одна за одной ватаги — кто налегке, кто со скарбом и семьями — искать себе лучшей жизни. А вместе с ними и служивые, государевы люди — присматривать новые угодья да остроги и фактории для опоры ставить. Отправились в Сибирь и молодые хоперские казаки, закадычные друзья — Пантелей Пенда да Ивашка Похаба, прослышавшие о великой реке Енисее, что течет от Саянских гор до Студеного моря, и земли там ничейной немерено!..


Заморская Русь

Книга эта среди многочисленных изданий стоит особняком. По широте охвата, по объему тщательно отобранного материала, по живости изложения и наглядности картин роман не имеет аналогов в постперестроечной сибирской литературе. Автор щедро разворачивает перед читателем историческое полотно: освоение русскими первопроходцами неизведанных земель на окраинах Иркутской губернии, к востоку от Камчатки. Это огромная территория, протяженностью в несколько тысяч километров, дикая и неприступная, словно затаившаяся, сберегающая свои богатства до срока.


Нечисть

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Байсаурская бестия

Цикл Тяншанские повести. Три повести этого цикла: «Байсаурская бестия», «Сын леса» и «Чертов узел» — объединяет одно место и время действия, одни герои.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


Чертов узел

Цикл Тяншанские повести. Три повести этого цикла: «Байсаурская бестия», «Сын леса» и «Чертов узел» — объединяет одно место и время действия, одни герои.