Она стянула жакет, взяла молитвенную книгу и вернулась к книге дня. Из своего рюкзака она достала копию «Права на спящую красавицу» и поместила ее между страниц. Она слышала, как какие-то девочки в ее классе по немецкому хохотали над ее копией. Одна из них украла ее у старшей сестры. Гадость, говорили они. Мерзость, говорили они. Так пошло. Они не могли поверить, что люди на самом деле делали это, говорили они. И, конечно же, Элеонор украла копию из государственной библиотеки. И сейчас, уже третий раз перечитывая ее, она не могла понять, почему эти девочки из ее класса называли книгу мерзкой и противной. Элли влюбилась в историю о сексуальном рабстве в сказочном мире королей и королев. И еще лучше того, главной героине, Красавице, тоже было пятнадцать, как и ей. Пятнадцать плюс еще сотню лет, которые она проспала под заклинанием. Может, Элли так же находилась под заклинанием и не знала об этом. Может, она заснула, и все происходящее было сном, плохим сном, где ее отец был вором, а мать вообще не хотела рожать свою дочь. Может, однажды придет принц и поцелует ее, займется с ней любовью, и она проснется, чтобы понять, что она была королевой.
Элли перевернула страницу, и зазвонили колокола. Она закрыла книгу и поднялась на ноги.
Начался гимн.
Элли посмотрела на дверь святилища и увидела нового священника.
Сон закончился. Заклятие разрушено.
Элли проснулась.
По проходу между рядами церкви, позади крестоносца и дьякона, шел мужчина - мужчина со светлыми волосами и лицом Бога. Он смотрел вперед так сосредоточенно и серьезно, что она проследила за его взглядом, указывающим на алтарь, проверить ждал ли его Иисус.
Проходя мимо ее скамьи, он повернул голову и на долю секунды посмотрел ей в глаза. Книга в ее молитвеннике выпала из рук и приземлилась на пол. Она даже не шевельнулась, чтобы поднять ее. Та так и осталась там лежать, забытая, забытая как все и вся в этом мире. Все и вся, кроме этого мужчины, который сейчас шел к алтарю и встал перед церковью.
Под воротником его облачений она увидела кусочек черного с белым квадратом.
Этот мужчина, самый красивый мужчина, которого она когда-либо видела в своей жизни, этот мужчина, который был олицетворением ее голода, каждого ее желания и каждой тайной полуночной фантазии... Этот мужчина был ее новым священником?
- О мой Бог... - прошептала она, но не знала адресовалось ли это Богу на Небесах или Богу перед ней.
Элеонора перекрестилась, когда перекрестилась вся церковь. Она продолжала стоять, пока остальные стояли.
- Во имя Отца, и Сына и Святого духа, - проговорил новый священник, и вместе с прихожанами Элли ответила.
- Аминь.
Его голос, богатый и звучный, эхом отдавался от стен церкви. Его слова обволакивали ее словно золотым шнуром и притягивали к нему. Святилище светлело с каждым его произнесенным словом, словно само солнце приблизилось, чтобы его послушать. Однажды зимой она видела мужчину на углу улицы, играющего на старой виолончели. Виолончель в зимнюю ночь посреди замерзшего города - так звучал его голос.
Она села, когда приход сел, и даже сидя ее сердце возвышалось.
Женщина читала Ветхий завет.
Мужчина читал Новый завет.
Священник читал Евангелие.
Она не услышала ни единого слова. Она слышала только музыку. Даже когда начались и окончились гимны, она все еще слышала музыку.
Она опустилась на колени, когда прихожане опустилась на колени, и помолилась, когда прихожане помолились. И когда пришло время вставать для Эвхаристии, она снова встала.
На ногах, которых больше не чувствовала, девушка неуклонно шла к алтарю. Хотя она и шла по собственному желанию, все же чувствовала напряжение. Этот золотой шнур сам собой обернулся вокруг ее сердца, и она была готова идти куда угодно за ним. Он вел ее к нему.
С каждым шагом она приближалась к нему, шнур затягивался, и все же, чем сильнее он стягивал, тем больше радости она испытывала.
В ее голове промелькнули картинки. Взмах белых крыльев. Горящая стрела. Витражи под ногами. Его руки на ее лице. Его губы на ее губах. Его рот на ее груди. Его кожа на ее коже. Его тело внутри ее тела. Его сердце в ее сердце и в его руках...
От дьякона она взяла облатку, произнесла «Аминь» и целиком ее проглотила.
От священника она приняла чашу с вином. Поднесла чашу к губам, и рукав ее рубашки сполз, обнажая ее руку и два следа от ожога на запястье. Она посмотрела ему в глаза и увидела некую вспышку в них, что-то, что не смогла описать словами. Как будто он узнал ее, как будто он где-то видел ее прежде и сейчас пытался вспомнить где. Она знала, что никогда не видела его. А если и видела, то никогда бы не забыла.
Золотой шнур затянулся еще сильнее.
- Кровь Христа, - прошептал он мягче, чем говорил другим, так тихо, что она наклонилась ближе, чтобы его расслышать.
- Аминь.
Их пальцы соприкоснулись, когда она вернула ему чашу, и Элли вернулась на свое место. Она подобрала свой роман с пола, закрыла его и запихнула в рюкзак.
Месса закончилась. Все были благословлены идти с миром. Но Элеонор не ощущала спокойствия, и не ощутит его, пока не поговорит с ним.
С ним? С кем «с ним»? Когда дошла до вестибюля церкви, Элли поняла, что не знает, как звали нового священника. Она должна узнать. Сейчас.
