Святополк Окаянный - [44]

— Гудит башка-то, гудит, — жаловался он лечцу. — Ты уж постарайся, дружок, к пиру изладь ее.

— Постараюсь, князь, — обещал лечец. — Поганый постарался, что ж мне остается. Шлему скажи спасибо, Владимир Святославич. Кабы не шлем, нечего было бы мне излаживать.

И лечец постарался, вылечил Князеву головушку. На пиру был здоров Владимир Святославич и, как всегда, весел и улыбчив, Хома Сивый это даже в песне не забыл помянуть:

Улыбнется наш князь, словно солнце взойдет.

И с ним вместе земля улыбается.

От ворот — поворот…

Успехи Владимира Святославича на западных границах тревожили польских и чешских правителей. Жить обочь со столь удачливым ратоборцем было небезопасно, в любой миг может устроить набег. Великий князь Польши Болеслав решил искать мира с Русью через породнение с великокняжеской семьей, как и советовал ему покойный отец.

Вызвав к себе Горта, Болеслав наказывал ему:

— Поедешь в Киев главным послом от меня, повезешь для Владимира и его жены подарки. Убеди его, что мы ищем с ним мира. Слышишь?

— Слышу, Болеслав Мечиславич.

— Только мира. И ради того просим себе в жены его дочку Предславу. Ну, чего скривился?

— Так ведь у тебя уж и жена, князь, и деток куча.

— Твое какое дело? — оборвал боярина Болеслав. — У него, у Владимира, жен-то эвон сколь, и ничего, не прокис. А мне эта Предслава не столь для утехи, сколь для мира с Киевом нужна. Понял?

— Чего тут не понять.

— И еще. Поедешь через Туров, остановись на день-другой, присмотрись к наместнику Святополку, у меня и для него невеста сыщется.

Горт понимающе повел глазами ввысь, скривив губы в едком намеке: мол, добра этого у нас на всю Европу хватит. Но Болеслав сделал вид, что не заметил ехидной ухмылки.

— Коли случится с княгиней Арлогией говорить, намекни ей: мол, не худо бы женить сына на княжне польской, мол, это будет крепче крепкого, получше всякого совета.

— А спросит, какую княжну?

— Ты, Горт, дурак или прикидываешься? Конечно, Ядвигу.

— Ну я так и думал.

— В это время ветер дунул. Главное, не забывай, что едешь за Предславой. А Туров это так, попутно.

— А коли Владимир не отдаст ее?

— Отдаст. Не солить же ему дочку. Киеву ведь тоже спокойствие по межам не помешает. Привезешь Предславу, станешь главным скарбником[67].

— А не привезу?

— Привезешь, — уверенно сказал Болеслав. — Не привезешь, портки сниму и выдеру.

И оба засмеялись столь жесткой шутке, понимая, что она — ради красного словца.

Путь предстоял не близкий и опасный. Поэтому с Гортом ехало около тридцати оружных воинов да еще три подводы, на которых везли не только подарки киевским хозяевам, но и всякую снедь и даже котел для варки каши на дневках.

Посольство выглядело столь внушительно и воинственно, что туровская приворотная стража, завидев отряд, закрыла ворота.

— Эй! — крикнул Горт, подъехав к городу. — Так-то вы гостей встречаете.

— Знаем мы таких гостей, — отвечал сторож с заборола. — Настоящие-то гости водой идут да с товаром. А вы эвон с мечами да саблями да вершние. Разбери вас.

Горт понял: шутить тут не следует, привстал в стременах и почти торжественно возгласил:

— Мы посольство великого князя Польши Болеслава Мечиславича, следуем к великому князю Руси Владимиру Святославичу на совет о мире и приязни.

Стражники на забороле посовещались, и один куда-то исчез. Горт понял, что он побежал к воеводе или княгине сообщить о появлении нежданных гостей. Довольно долго ждали его возвращения. Вернувшись, он прокричал с заборола:

— Велено сказать вам, что в город впущаем только главного посла с конем, одну телегу с возчиком — и годи.

— Что уж так-то скупо?

— А у нас и свои дружины в город не входят, в шатрах в поле ночуют. Ну, так кто у вас главный?

— Я, — отвечал Горт.

— Вели своим воям[68] отъехать в поле. А с собой можешь один воз с возчиком оставить. Тогда отворим ворота.

Пришлось польскому посланцу принять условия туровцев, лишь после этого отворились ворота города.

— Добро пожаловать, пан.

Один из сторожей повел поляка к княжескому дворцу и передал его дворскому Никите. Тот отвел Горта к одной из дальних клетей во дворе, открыл дверь, пригласил:

— Располагайтесь. Ужин вам принесут.

Клеть была рублена из смолистых бревен, вдоль стен на крепких подножках в виде широких лавок располагались ложа, устланные сеном и накрытые рядном.

Горт выбрал себе ложе ближе к двери, а когда, распрягши коней, явился возчик, указал ему ложе напротив:

— Ложись там.

— Да. Не очень-то гостеприимны русичи, — вздохнул возчик, усаживаясь на ложе.

— Что ж тут дивиться. Кто не зван, тот не пан.

Однако вскоре им пришлось изменить свое поспешное мнение о хозяевах, когда на ужин принесли им гречневую кашу, густо заправленную салом, и по шматку жареной дичины. И ко всему этому корчагу хмельного меда с двумя глиняными обливными кружками.

После дорожных сухарей и вяленой рыбы такой ужин показался им королевским. Однако Горта несколько озадачивало и даже обижало такое невнимание к его персоне. Как-никак он посол великого князя. Почему никто не интересуется, с какой целью он едет в Киев? Конечно, он не скажет о главной цели своего посольства, чтобы не сглазить, но все же такое безразличие неприятно. Он-то думал, его тут же позовут к княжескому столу, усадят на почетное место, с любопытством расспросят, со вниманием выслушают. А тут на тебе. Даже поздороваться никто не идет. Никуда не зовут.