Святополк Окаянный - [42]

— В чем дело, мать? — удивился он столь позднему приходу старой княгини.

— Сынок, пощади Владивоя. Умоляю тебя, не тронь его.

— С чего ты взяла, что я на Владивоя покушаюсь?

— Умоляю тебя, — заплакала Дубровка.

— Ну, мам, что я, злодей, что ли, тебе и родному брату? Перестань. Напротив, я ему княжество буду добывать. Перестань, мам.

Кое-как успокоил Болеслав Дубровку. Успокоил ли? Ушла она от него, все еще тихо всхлипывая, но уже без слез.

А утром, когда обнаружили в конюшне задушенного супонью конюха, встревожилась и затаилась вся челядь и семейство княжеское. Если кто о чем-то и догадывался, пикнуть не смел.

Металась, дрожа от страха, в своем тереме княгиня Ода. Словно квочка, почуявшая коршуна над своими цыплятами, она не выпускала никого из детей на улицу.

— Мечислав, не подходи к двери!

— Святополк, отойди от окна!

— Болеслав, иди ко мне на руки.

Все три мальчика были не только ее детьми, но и наследниками покойного князя Мечислава. Наследниками наследства, которое не должно делиться. И именно это пугало Оду, и в душе она проклинала такое наследство.

Василевский конфуз

Стугна от Киева недалеко, за день доскакать можно. Великий князь приехал в Василёв, стоявший на Стугне, проверить, как идут работы по укреплению стен. Захватил с собой воеводу Блуда хорошо знавшего эти места.

Приехали они вечером, а чуть свет отправились осматривать стены.

Стены строились из сосновых бревен, которые затесывались с одного конца остро — «копьем», а тупым зарывались в землю. Бревно к бревну подгонялось плотно — и так из сотен, тысяч бревен образовывалась городьба с острым зубчатым верхом, опоясывавшая весь город.

По углам и при воротах строились рубленые вежи, на которых обычно сидели сторожа, обязанные следить и сообщать городскому старшине или воеводе о появлении чего-либо подозрительного, чтобы воевода успел сам подраться на вежу и определить, представляет ли замеченное опасность для города. А там решал уже, объявить ли тревогу, запереть ли ворота или высылать сотника с людьми для проверки, а то и кого-то полонить, коль скоро явятся чужаки.

Князь с воеводой и местным старшиной по лесенке забрались на одну из веж, откуда далеко видна была степь. Пахло свежей сосновой стружкой, смолой.

Владимир осмотрел просторную клеть, огладил рукой грубо тесанные стены, сказал старшине:

— Надо, чтобы тут лежали наготове стрелы, копья и каменья, чтобы было чем отбивать наскок, если случится.

— Все сделаем, князь. Дай отстроиться.

— Не я время даю, печенеги. Три года уж не набегают. Это значит, жди вот-вот. Жито собрано, самое время для набега. Что-то сумно у меня на душе. Не то мир они держат, не то силы копят.

— Эвон кто-то бежит, — сказал Блуд, глянув через проем в степь.

Старшина приложил ладонь козырьком, прищурился, вглядываясь, наконец молвил встревоженно:

— Никак, сторож с заставы скачет. Не к добру.

Они спустились вниз, к воротам. Вскоре в них влетел верховой на взмыленном коне. Увидел начальство.

— Князь, печенеги!

— Сколько?

— Много.

— Дурак. Возьми свежего коня, даже двух, скачи ходко в Киев. Пусть воеводы Жидьберн и Волчий Хвост ведут сюда дружины. Старшина, коней ему самых резвых. Живо!

Старшина с дозорным побежали к конюшне. Владимир взглянул встревоженно на Блуда, сплюнул смачно:

— Сглазил. Помянешь поганого, получишь нежданного.

— Что делать? Ворота затворять?

— Ворота за мной затворишь, когда я выведу в поле дружину.

— Да ты что, Святославич? Какая тут дружина? С сотней хочешь против тысячи, а то и двух?

— Надо хоть задержать их до прихода киевлян.

— Киевляне лишь завтра явятся, а тебя уже сегодня сомнут.

— Ничего, Бог не выдаст — свинья не съест. Вели трубачу играть.

Трубач заиграл тревогу. Дружинники съезжались к воротам, кто-то бежал от конюшен, ведя коня в поводу. Все были встревожены, даже кони храпели, приплясывая, грызли удила. Видно, и они знали этот сигнал трубы и что за этим последует.

Отроки притащили князю доспехи и меч. Он облачился в бахтерец, надел остроконечный шлем с бармицами, застегнул под бородой ремешок, опоясался мечом. Затяжелевший от броней, поднялся с помощью отроков в седло, принял в левую руку щит. Выехал перед дружиной, остановил коня.

— Други мои боевые, на Русь пришли печенеги. Так случилось, что нам первым выпало преломить с ними копье, а там подоспеют дружины киевские. Не выдайте князя вашего, а уж я в долгу не останусь. За мной, други!

С тем поворотил князь своего коня и легкой хлынью направился к распахнутым воротам.

У самых ворот, откуда-то сбоку, явился вершнем Блуд, пристроился к князю рядом.

— Я ж тебе велел ворота за мной затворить, — сказал Владимир.

— Я воевода, а не привратник, Владимир Святославич. Ворота затворить могут и женщины.

— Ну, смотри.

Они выехали в степь. Блуд сказал, указывая в сторону:

— Надо либо к броду, либо к мосту. Они там пойдут.

— Зачем мост не разобрали?

— А кто знал, что они ныне явятся. Мост смердам для переезда нужен, вброд на груженой телеге не поедешь.

— Тогда скачем быстрее, может, успеем раскидать его. И они пустили коней в слань[66]. Дружина не отставала.

Но как ни спешили, на подъезде поняли, что опоздали. Печенеги уже были видны.