Святая тьма - [7]

— Что вы! Не знают и не понимают ни слова, и потому все старания Чечевички по меньшей мере смешны… Или он попросту с ума спятил… — ответила Цилька.

— Нет, голова-то у него в порядке, — рассердился Ян на Цильку за ее политическую близорукость, — он прекрасно знает, чем можно купить дубницких габанов. Мужчинам он сулит работу в Германии, женщинам — сало и крупу, детям — платье и обувь… И ничего в этом нет смешного, учительница Цецилия Кламова! Плохо разбираетесь в жизни! Мысли у вас скачут вкривь и вкось.

— Лишь бы они у вас не скакали, учитель Ян Иванчик! — парировала Цилька.

— Да, — продолжал Ян, — а я уверен, что в Дубинках будет и немецкая партия и немецкая школа… И в один прекрасный день, — обратился он к Цильке, — явится к тебе Богумир Чечевичка и сообщит, что твоя бабушка с папенькиной стороны была женой габанского печника, а дедушка с маменькиной — был габанским горшечником и оба говорили на чистом немецком языке, а следовательно, ты тоже немка и должна работать в немецкой школе и ходить в габанскую молельню. Ведь в твоих жилах, раба божья, течет вдвое больше немецкой крови, чем у этого моравского Чечевички!

— За что ты меня обижаешь, Янко? — оскорбилась Цецилия. Немецкая кровь мало беспокоила ее, зато хорватская, унаследованная "от бабушки с маменькиной стороны", бродила и пенилась. — А теперь главное, — продолжала Цилька: — Богумир Чечевичка сорвал старую фирменную вывеску и повесил новую. Скажи, Ян, что там написано!

— Готт-фрид Тше-тше-ви-тшка, — медленно, по слогам произнес Ян.

— Да, да! Из Богумира он превратился в Готтфрида и начертал свое имя по-немецки аршинными буквами. Со всех Дубников сбежался народ, чтобы поглядеть и посмеяться. А зачем он так поступил?.. Торговля у него идет хорошо, никто его не преследует, бояться увольнения за то, что он чех, ему нечего, он ведь сам себе хозяин. А вот поди ж ты!.. Отец про него говорит: "Этот пес уж что-то учуял, по ветру нос держит!"

— Твой отец прав, Цилька, — с горечью сказал Илемницкий. — Видно, у этого Чечевички действительно собачий нюх… Он за версту чует лакомый кусок и знает, где можно поживиться. Вот будет конфискация имущества у "неблагонадежных", и тут Готтфриду перепадет больше, чем Богумиру, — это он верно сообразил…

— Значит, он поступил так, чтобы побольше награбить? — с ужасом спросила девушка — ей не хотелось так дурно думать о людях.

— Да, Цилька, ты угадала — именно для того, чтобы грабить, обворовывать свой же народ!..

Удрученная Цилька глубоко задумалась.

Тем временем хозяйка поднялась из-за стола и, подойдя к выключателю, находящемуся у двери, повернула его. Комната наполнилась ровным матовым светом.

Гости переглянулись, поднялись и стали прощаться:

— Ну, нам пора…

Но хозяева и слышать не хотели об этом. Молодая пара им очень понравилась. У Илемницких создалось впечатление, что Ян лучше и глубже разбирается в жизни и политике, чем его юная подруга. Цилька во многих вопросах была в плену представлений дубницких богомольцев. Представления эти были вскормлены хлебом пиаристских проповедей и всосаны вместе с благословенным вином, добытым из воды святым Игнатием. Однако она обладала природным живым умом и острым глазом художника, который во всем быстро и верно схватывает характерные черточки.

Желая поднять Цилькин авторитет, Петер Илемницкий обратился к ней с просьбой обрисовать политическую обстановку в Дубниках. Цилька поначалу растерялась от того, что писатель обратился с таким серьезным вопросом именно к ней, и с мольбой устремила глаза на Яна. Но он молча дал ей понять, что спрашивают именно ее. Делать было нечего, девушка собралась с духом и выложила все, что она за последнее время слышала от отца.

— Видите ли, Дубники теперь людацкие… Раньте там было много всяких партий: социал-демократы, аграрии, фашисты… Но сейчас почти все стали людаками. Отец говорит, что в иной год столько фасоли не соберешь, сколько расплодилось сейчас людаков…

— А куда же ты девала коммунистов? — ядовито ввернул Иванчик.

— Никуда я их не девала. Есть в Дубниках человек тридцать-сорок коммунистов, но ведь они никакого веса не имеют, хотя люди все стоящие, крепкие…

— Это тебе тоже отец наболтал?

— Мой отец не болтает, а говорит, и всегда правду! — отрезала Цилька и обиженно отвернулась.

— Я принимаю Цилыкину сторону, — вмешался в спор Петер Илемницкий, опередив свою жену, которая тоже намеревалась это сделать. — Из всего, что мы тут слышали, ясно, что Цилькин отец прав. Коммунисты в Дубниках сейчас действительно веса не имеют. Но если такой человек, да еще людак, как Венделин Кламо, говорит о дубницких коммунистах, что они крепкие люди, можно быть вполне уверенным, что в будущем они этот вес приобретут.

Цецилия с победоносным видом оглянулась на Яна. Она думала увидеть его надутым, рассерженным, но он с улыбкой, любовно смотрел на нее. Видно было, что победа Цильки была ему даже приятна. И девушка смешалась.

— Я думаю, ваши вновь обращенные людаки последуют примеру пана нотариуса Гейзы Конипасека и все как один вступят в гарду Глинки, — с горечью сказала Илемницкая.

— Они уже давно вступили! — воскликнул Иванчик. — Гарды избегают только старые людаки, а новые лезут в нее, как бараны в загон. Ходят и ревут по всему городу: "Гей, парни из-под Татр, крепок ваш кулак".