Святая Русь - [109]
Литературовед Виктор Андреевич Чалмаев полагал, что в религиозных движениях, оппозиционных официальному «казенному православию», Тургенева привлекали внутренняя свобода и духовная независимость: «Раскол, старообрядчество, как и обилие сект, “толков”, – следствие того, что рухнул, раздробился единый свод религии. Многие не ждут уже покорно и благоговейно, что с церковного амвона прозвучит самое мудрое и нужное слово: понизились эти амвоны, а люди стали свободнее, развязанней и развязней… Сколько силы, страсти, слепой энергии рождали эти примитивные ереси и в духоборах, и в молоканах, и в толстовцах! Это-то и сладостно, как забытый или открытый вновь вкус свободы!»[438].
По мнению Бродского, хотя «Тургенев обнаруживал глубокий интерес к религиозным типам, но то был интерес человека внутренне связанного, не находящего в себе интимно-близкого к тайникам чужой религиозной души». А Чалмаев признает, что перед чужой религиозной мыслью «мысль Тургенева останавливается в недоумении».
Опубликовано: сборник «Спасский вестник», вып. 20. Спасское-Лутовиново, 2012; журнал «Страницы», 2012, № 16 (3)
По тайному священству
В середине XVII века Православная Старообрядческая Церковь осталась без архиерея – русские епископы побоялись открыто выступить против богослужебных реформ патриарха Никона. Почти два века духовные нужды староверов удовлетворяли «беглые попы» – священники, перешедшие в старообрядчество из официальной Церкви.
И лишь после многолетних и многотрудных поисков ревнители древлего благочестия обрели верховного пастыря: в 1846 году к их Церкви присоединился греческий митрополит Амвросий. Он восстановил полноту церковной иерархии, и староверческое священство распространилось по всей Руси. Старообрядчество укреплялось, что тревожило светские и духовные власти.
Знаменитый оптинский старец Амвросий (Гренков) размышлял в середине XIX века, сколь усилится старообрядчество, если приверженцам древлего благочестия будет дана свобода вероисповедания. «В настоящее время есть мнение некоторых дать русским раскольникам полную свободу, чтобы им действовать самим по себе, как знают, без всякого над ними надзора Православной Церкви и правительства… Кто поручится за таких зловредных людей, что они будут невредны для других, если дать им полную свободу? Хорошо знающие свойство раскольников утверждают, что если позволить им жить и действовать так, как они хотят, без всяких ограничений со стороны Церкви и правительства, то число их в один год удвоится, а в несколько лет умножится так, что из простого православного народа мало останется не поврежденных расколом».
Эти слова не были лишены смысла. На глазах Синода и правительства старообрядчество объединялось в Церковь, не менее значительную и многочисленную, чем официальная Церковь. Долгожданное священство принимали не только поповцы, но и беспоповцы. К этому склонялись даже важнейшие деятели радикального Федосеевского согласия. Но власти узнали о намерениях федосеевцев и поспешили вмешаться.
Чиновник николаевской эпохи Иван Петрович Липранди рассказывал: «Бывший министр внутренних дел, желая разрушить это соединение прежде, чем оно совершится, успел разрушить эту мысль и возможность исполнения оной, посеяв тайным образом в федосеевцах недоверчивость к поддержанию поповщины, от чего произошел раздор между главнейшими двигателями обеих толков. Мера эта неоднократно увенчивалась полным успехом».
«Сеяние недоверчивости» – прием, проверенный на федосеевцах, стал излюбленной правительственной мерой «борьбы с расколом». Среди старообрядцев распространялись слухи, порочащие святителя Амвросия и церковную иерархию. Специальные «противораскольнические» миссионеры рассказывали на беседах со староверами и в общедоступных изданиях, будто бы митрополит был запрещен в служении константинопольским патриархом, ради денег перешел в старообрядчество, а перед смертью отрекся от него, любил курить трубку и носить турецкую одежду.
Самой иерархии было присвоено уничижительное прозвище «австрийской», поскольку в Австрии находился Белокриницкий монастырь – резиденция старообрядческого митрополита. Австрия была врагом России, а значит, врагом «веры, царя и отечества» становился каждый поповец.
К сожалению, некоторые христиане поверили этой клевете. Они отделились от Православной Старообрядческой Церкви в немногочисленное согласие беглопоповцев. Свое название они получили потому, что продолжали принимать «беглых попов» из Синодальной Церкви. Впрочем, сами беглопоповцы предпочитали называть свое духовенство не «беглым», а «тайным», и именовали свое согласие так – «по тайному священству».
Некоторое время беглопоповцы не могли улучить себе священника, поскольку все «беглые попы» признали над собой архиерейскую власть митрополита Амвросия. В их числе был и священник Павел Смирнов, родившийся в Москве и прослуживший здесь одиннадцать лет при одной из церквей.
Перейдя в старообрядчество, он некоторое время служил на знаменитом Рогожском кладбище, а затем в Туле. В 1847 году он с благоговением принял святое миро и запасные дары, с огромным риском привезенные из Белой Криницы в Москву. После этого священник неоднократно получал с Рогожского кладбища запасные дары для причащения своих прихожан.
