Своя правда - [4]

В это мгновенье в прихожей хлопнула дверь, и по шуршанию плаща я узнал маму. Выдернув руку из не очень крепкой хватки отца, я выбежал в коридор.

— Здравствуй, мама.

Она стояла в прихожей и медленно стягивала с ног кожаные сапоги.

Я не мог скрыть волну нахлынувшей на меня радости, вызванной ее приходом. Она привычным жестом поцеловала меня в щеку и отстранила в сторону.

— Мне нужно с тобой поговорить.

Ее голос не выражал никаких эмоций, вернее он не выражал никаких положительных для меня эмоций. Пытаясь ускользнуть от неприятного разговора, я затараторил:

— Мама, там мой телефон, он…

Она не слышала меня. Ее глаза напоминали стеклянные протезы, а на щеках блестели две дорожки слез.

— Значит, ты у меня болен?

Спокойным медленным голосом говорила она, глядя куда-то вдаль сквозь мою голову.

— Значит, не можешь прийти в школу?

Она пошарила рукой в кармане и вытянула из него измятую желтую бумажку, которую я сразу узнал.

— И бланк с печатью у меня украл!

Я видел, как краска заливала ее щеки.

Не ожидая ничего хорошего, я резко развернулся и, пробежав по длинному коридору, закрылся в своей комнате, подперев дверь кроватью.

Не знаю, кто проектировал эти странные высокие дома из бетонных плит, понатыканные по всему нашему городу, но устроены они чудно. Когда я был маленький, мне казалось, что в нашем доме живут призраки, и я боялся оставаться один. Иначе я никак не мог объяснить странные голоса и звуки, то и дело появляющиеся, на первый взгляд, ниоткуда. Особенно меня пугал кашляющий старик, «живший» в коридоре. Это потом мама объяснила мне, что это не призраки, а соседи, которых мы можем слышать из-за каких-то пустот в плитах. Может быть, она меня обманула, возможно, это все-таки призраки, и никаких пустот в плитах не бывает, но одно я знаю точно, если лечь на мою кровать головой к окну и прислушаться, можно отчетливо слышать все, что происходит в кухне, да и в остальной квартире тоже.

— Иди ко мне, я тебя обниму!

— Ты зачем сразу пить начал? Не мог потерпеть немного?!

— А что? Я совсем чуть-чуть.

— Чуть-чуть ты не умеешь.

— Умеешь, не умеешь! Я имею право! Я — в отпуске!

— О сыне подумал бы, чему ты его можешь научить в таком состоянии.

— А чего о нем думать! Пусть радуется тому, что я однажды не подумал, и вот теперь он есть.

То ли кашель, то ли смех прервал его речь. Где-то на окраине моего сознания мелькнула мысль: может быть, он подавился и сейчас умирает, хотя пустое все это, она же врач, она его спасет.

— Ты его мать! Ты и думай! А учить его должны в школе.

— Я и хотела, чтобы ты с ним поговорил про школу, когда протрезвеешь.

— А что со школой? Нужны деньги на ремонт подоконников? Или сортиров?

— Сережа в этой четверти не аттестован по двум предметам.

Я бесшумно встал с кровати, подошел к шкафу.

— Классный руководитель жалуется на него.

Открыл дверцы, достал чистые джинсы и пуловер.

— Говорит, что он не делает домашние задания.

Натянул все это на себя, нашел и надел носки.

— А от меня ты чего хочешь?

Прижавшись ухом к двери моей комнаты, я вслушивался в доносившиеся из коридора звуки, пытаясь определить, где именно идет этот занимательный разговор. Убедившись, что они все еще в кухне, я медленно приоткрыл дверь и, стараясь не издавать звуков, вышел в коридор.

— Хочу, чтобы ты поговорил с ним, когда протрезвеешь.

— А чего ждать? Сейчас и поговорю!

Я услышал грохот упавшего на кухне табурета. Преодолев расстояние до входной двери в несколько шагов, на ходу схватил кроссовки и босиком выскочил в подъезд.

Еще не понимая, куда именно и зачем бегу, я поднялся на одни пролет выше, сел на ступеньки, надел кроссовки и прислушался к доносящимся из квартиры звукам. Отсюда я уже не мог расслышать того, о чем они говорили, но по общему тону понял, что возвращаться домой до того, пока он не протрезвеет, мне не стоит.

* Настя *

— Ты давно их знаешь?

— Кого?

— Парней этих, с которыми мы сегодня встречаемся.

Настя, не глядя на подругу, взмахнула рукой, изображая неопределенный жест.

— Да так. Общалась с одним.

После небольшой паузы она повернулась лицом к Лене и, подмигнув ей, с двусмысленной улыбкой продолжила:

— Несколько раз… Ну, и в школе видела кое-кого.

— Может, не пойдем?

— Ты что?! Испугалась? Передай помаду.

— Да ничего я не испугалась. Держи. Просто мне кажется, рано как-то в гости к ним идти. Может, договоримся встретиться с ними позже, днем, в парке, например.

— Днем?! В парке?! Слушай, с такими заскоками ты до пенсии целкой останешься.

— Настя, ну что ты начинаешь!

— А я не начинаю! Я заканчиваю, регулярно и бурно!

— Не смейся. Ты думала, что будет, если твоя мама узнает о том, чем ты занимаешься?

Настя перестала краситься и, глядя через маленькое зеркальце на подругу, серьезным голосом произнесла.

— Узнает? А откуда она узнает?.. Ты что ли расскажешь?!

— Почему сразу я? Сама узнает откуда-нибудь.

— Так, значит, не расскажешь?

— Нет, конечно!

— Тогда и не задавай глупых вопросов.

Настя закатилась своим обычным громоподобным смехом, встала, накинула на плечи ветровку, подошла к двери своей комнаты, открыла ее и крикнула:

— Ма-ам!

— Что?

Раздался удивительно высокий, можно даже сказать, писклявый голос матери.