Своя правда - [25]

На протяжении всего пути он несколько раз высказывал уверенность, что предъявленное в отношении его сына обвинение по определению не может быть правдой. Мне это было неважно, и поэтому я не пытался выяснить причины его уверенности, к тому же высказанное его устами допущение об ошибочности задержания Максима, позволяло мне надеяться на то, что и в отношении Сергея могла произойти аналогичная ошибка.

Помещение, в котором я находился, нельзя было назвать безлюдным, входная дверь периодически открывалась, в нее входили и выходили люди, мимо меня проходили сотрудники полиции и посетители, но, даже несмотря на то, что некоторые из них, проходя мимо, неловко задевали меня, никто из них не мог проникнуть вглубь окутавших меня дремотных размышлений и воспоминаний.

Лиши однажды завеса моего полусна была разрушена девушкой, в идеально подогнанной по идеальной фигуре полицейской форме, которая, громко стуча каблуками, пробежала мимо, развивая по воздуху длинными темными волосами, собранными на затылке в не очень толстый хвостик.

На вид ей было около тридцати пяти лет. Мой взгляд невольно потянулся вслед за ней, вглубь темного коридора. Она остановилась напротив третьей по левой стороне коридора двери и после короткого стука вошла.

Спустя несколько минут, молодой полицейский с услужливой улыбкой, выглянув из окошка с надписью «дежурная часть», спросил, обращаясь ко мне:

— Виктор Николаевич, это Вы?

— Да, — поспешил ответить я.

— Вас просят зайти в кабинет начальника.

— Третья дверь слева? — без особого удивления проговорил я себе под нос и, не дожидаясь ответа озадаченного полицейского, побрел вглубь коридора, отсчитывая встречающиеся мне по пути двери.

Кабинет начальник полиции оказался на удивление большим и хорошо обставленным. Во главе черного Т-образного стола сидел сухопарый мужчина, седые волосы выдавали его возраст несмотря на моложавый вид, прямую осанку и отсутствие даже намека на морщины.

За столом помимо него сидела ранее виденная мной девушка и дежурный, знакомый мне по утреннему визиту в полицию.

— Знакомься, — прозвучал откуда-то сбоку голос Павла Климентьевича. Обернувшись, я увидел его сидящим около журнального столика в небольшом кожаном кресле. Отхлебнув короткий глоток кофе из небольшой фарфоровой чашки, он продолжил:

— Полковник полиции, Анатолий Семенович Чащин. Начальник этих… — он помедлил, подбирая подходящие слова, — …ретивых сотрудников, — ледяным тоном вымолвил он.

Казалось, что с каждой новой его фразой «сотрудники» все больше сжимались, стараясь занять как можно меньше места в этом кабинете. Я был почти уверен в том, что, если он продолжит в том же духе, два этих молодых полицейских неминуемо превратятся в маленькие комочки концентрированной злости, обиды и страха. Но свершиться этому было не суждено.

— Павел Климентьевич! Они все уже поняли, — примиряющим тоном проговорил начальник полиции.

— Ни хрена они не поняли! — вспылил прокурор.

— Ты их в обезьянник часа на четыре посади, тогда они поймут, — он кинул беглый взгляд на притихших полицейских. — Хотя куда им, — с раздражением проговорил он.

Анатолий Семенович, предпочитая не отвечать на последнюю реплику, поднял со стола маленькую книжицу с изображением герба на обложке и начал диктовать по ней мои паспортные данные. Остальные полицейские принялись их усердно записывать.

— Да не маячь ты! — сменил объект своего раздражения прокурор. — Сядь здесь хоть, что ли, — проговорил он, указывая на кресло с противоположной стороны от журнального столика.

— Они этот диктант еще полчаса писать будут.

Я уселся, и, не сдержав внутреннего позыва, зевнул.

— Анатолий Семенович, вели ему кофе, — выкрикнул со своего места отец Максима. — А то человек с дежурства, уснет невзначай.

* * *

Одетая в штатское, женщина, с аккуратно уложенными в замысловатую прическу короткими волосами, принесла мне дымящуюся чашку ароматного напитка.

Несмотря на то, что я никогда не был большим поклонником кофе, его кисловато горький вкус сделал свое дело, подарив мне возможность еще какое-то время бодро мыслить.

«Ученики» в полицейской форме продолжали что-то писать под диктовку своего руководителя, а Павел Климентьевич с отрешенным видом, сидя в кресле, рассматривал развешанные по стене благодарственные письма, дипломы и грамоты хозяина кабинета.

— Я смотрю ты — активист, — не без иронии в голосе проговорил прокурор.

— Может, ты хочешь сына навестить, поговорить с ним, успокоить? А то ведь напуган пацан! — явно сдерживая раздражение, парировал Анатолий Семенович.

— Пусть поволнуется, ему полезно будет.

— Ну, тебе виднее.

Я наблюдал за разговором двух взрослых людей, не упускающих ни одной возможности уколоть друг друга, и пытался понять, кто они? Кровные враги или давние друзья? Судя по тому, что их высокие должности не мешали им видеть друг в друге просто Толю и просто Пашу и с юношеским озорством состязаться в красноречии, я сделал вывод, что уже не первый год между ними должны быть теплые, если не сказать дружеские, отношения.

Анатолий Семенович, прекратив диктовать, спросил:

— Что это за трахому ты у меня под окном припарковал?