Сволочь - [36]

Шеф кивнул сам себе, смерил по очереди каждого подчиненного долгим многозначительным взглядом и направился к выходу. Ларт смотрел ему в спину и старался, чтобы улыбка выглядела такою же, как и раньше — вежливой, отстраненной и фальшивой.

Так. Спокойно. Не радоваться. Рано радоваться, хотя и очень хочется.

Не тупик. Да, очень славных выходов не осталось, а кто говорил, что будет просто? Зато есть как минимум два условно годных. Не очень приятных, скорее даже совсем неприятных, хотя и по-разному, но годных. Вполне. И если поторопиться — оба вполне реализуемы. Только торопиться придется очень. И еще один — скверный, да, но на самый крайняк сгодится и он, Линн поймет правильно, и ребята поймут, а что другие подумают — да какая разница?..

— Да, чуть не забыл! — Шеф обернулся уже от самой двери. — Если вдруг завтра с курьером «DEX-компани» что случится… или с его машиной, не важно. Авария, приступ космической чумки, укус бегемота, внезапное помутнение сознания или удар кирпичом по затылку… Если по дороге в их офис вашего сраного кибера попытаются отбить неизвестные бандиты или на машину вдруг совершенно случайно свалится метеорит… короче, если он не доедет до места, и не важно, по какой причине, — вы тоже сядете, ребятки. Все трое. По той же самой статье, но еще и с отягчающими. Надеюсь, до вас хоть так дойдет, что это не шуточки.

Дверь за шефом закрылась совершенно беззвучно. Треск схлопнувшегося в ноль веера возможностей прозвучал только в сознании Ларта. Впрочем, нет, веер не схлопнулся. И даже не сломался.

Веера просто больше не было.

Единственный выход 2

— Можно мне кофе?

— Д-да, конечно, С… сходи… дать тебе кружку?

— Спасибо, Селди. Не надо. Там есть стаканчики.

Дежурная улыбка номер семь, чуть печальная, сообразно обстоятельствам. Заговорить самому, без приказа и даже без хозяйского взгляда (а они все очень старательно отводят глаза) — на грани палева. Тем более высказать просьбу. Но теперь уже все равно. Можно палиться по полной, хуже не станет.

Потому что хуже просто некуда.

В коридоре никого. А кофе вкусный. Особенно если с кленовым сиропом, и на кнопку нажать три раза. Три раза на каждый стаканчик. Второй уже не доставил такого же удовольствия, как первый, но бонд упрямо выпил и третий, уже почти не чувствуя вкуса. Вот и хорошо. Если бы не выпил сейчас — жалел бы до конца жизни. Все оставшиеся часы — сколько их там? Двенадцать? Четырнадцать? Может быть, сутки, вряд ли больше. Да и когда будут потрошить на проверочном стенде — это уже не жизнь.

Ни на что не надеясь особо (но проверить-то нужно!), сделал пробный шаг к лифту. Дыхание сразу же перехватило, тело крутануло судорогой, пока еще легкой, предупредительной.

Вот так. Что и требовалось доказать. Иногда быть хакнутым куда важнее, чем сорванным. Не подумал заранее? Не побеспокоился? Не предусмотрел? Даже после вчерашнего намека Ларри — да что там намека! баннера поперек трассы! трехметровыми буквами! — не озаботился хотя бы просто сбежать? Что ж, винить некого. Ибо виноват сам.

И только сам.

С четвертым стаканчиком в руках бонд вернулся в кабинет, чувствуя, как постепенно отпускает скрученные имплантатами мышцы. Он более не противодействовал прямому приказу, вот и программа не считала нужным противодействовать ему. Замер у двери в условной стойке — нечто среднее между «вольно» и «на отдыхе». Тоже, конечно, то еще палево, в любое другое время поостерегся бы, но сейчас уже все равно. Сейчас все — все равно.

И можно все.

Например, можно было бы не останавливаться у двери, не замирать, а плюхнуться на диван с наглым развязным видом, выхлебать обжигающий кофе (а не греть о стаканчик ладонь) и послать по матери всю эту сладкую троицу — лишь для того, чтобы посмотреть, как вытянутся у них лица. Смех на эшафоте, веселая вседозволенность смертника, которому больше нечего терять и хуже уже не будет. А что не будет — бонд знал точно. Никакого стенда, никогда больше. Он найдет способ заставить их убить его раньше. Найдет. Они ведь всего лишь люди. Люди предсказуемы.

А можно подойти к Ларри. Заглянуть в глаза. За волосы поднять ему башку, если не захочет сам, но заглянуть. И спросить: «Почему?» Именно почему. Не «зачем» — ответ на этот вопрос сомнений не вызывал, бонд отлично знал, зачем люди поступают именно так, а не иначе. Они всегда поступали именно так. Все. Даже самые лучшие. Но вот почему — дело другое, зачем — это вопрос о цели, почему — о причине. Человеческие цели от бонда никогда не зависели, а вот причины их поступков — очень даже. Потому и хотелось знать. Даже сейчас. Тем более сейчас.

В конце концов, каждому хочется знать, что именно его убило.

— Да садись же ты, С-с… садись, короче, не мельтеши!

Вот и у Селда тоже не получилось назвать киборга Сволочью. Второй уже раз подряд. Как чуть ранее не получилось у Дживса.

— Спасибо, Селди.

В отличие от рваного голоса Селда тон у киборга спокойный, обыденный, как вчера, как позавчера. Механический такой. Ну а какой он еще может быть у машины? Сидит. Улыбается. Пьет свой кофе. Может быть, он действительно так ничего и не понял? Шеф не называл его ни по имени, ни по модели, программа не отслеживает все разговоры вокруг, если в них нет ключевых слов. А их в речи шефа вроде бы не было, только у Селда, но Селд как раз почти ничего не сказал конкретно. Только возмущался и требовал справедливости. Мог ли бонд догадаться по контексту? Пятьдесят на пятьдесят.