Своё и чужое: дневник современника - [8]

Шрифт
Интервал

У Герцена хорошо об одиночестве. Но зря он за Базарова разгневался на Писарева. Тот имел в виду типичных людей, а Герцен и его круг к ним не относятся. Старик ревниво оберегал свое дело и временами сомневался в потомках. Напрасно.

Сказки на английском — зелёное яблоко, одна фабула. Вот что есть язык — история, быт, поэзия, разум, одним словом — всё.

16 сентября. Опять эти восхитительные ночи! Внизу, в долине, скопище крикливых огней, вверху — скудный блеск звёзд и победительный, пластичный, всепроникающий свет Луны. Пользуюсь холерным затишьем и блаженствую у моря. Написал ей письмо.

20 сентября. Ничего нет презренней человека, не испытывающего любви и желающего жениться. Пока встречал людей, которые обзаводились семьей только потому, что время не терпит, а потом «можно и мужа полюбить». Одно из двух: либо любовь переродилась, либо доступна весьма немногим.

21 сентября. Студент-медик сокрушался: — Работаем дни напролёт, а кормят впроголодь, на 80 копеек в сутки. Обещали заплатить вдвойне, потом — как обычно и, наконец, сослались на то, что «нам после войны было труднее».

Юбилейное издание Фета. Его жизнь — мне утешение.

22 сентября. Моё тело живёт для головы, оно никого не радовало, это молодое загорелое тело. У некоторых тела — совершенства, я любуюсь ими со стороны, как античными статуями. Осознание некоторой ущербности, зависть к красивым животным, красивым и нередко счастливым. А я стою в отдалении и жду своего часа, который может не наступить.

23 сентября. День студёный и блеклый. Солнце тусклым пятном, лес побурел, но держится. Редко-редко вспорхнёт светлой желтизной шапка вяза, и снова глухие краски рыхлого лесного покрова. Всё исхожено да истоптано, корчуют и валят, понатыкали дачек. Хозяйка на меня косится: я — книгочей, а она, как жук-навозник, без устали пристраивает, ухичивает, копает, укладывает. От меня ей проку мало, одна квартплата, и потому я — никчемный.

Что ни дом, то гнёздышко, которое плетут и утепляют всю жизнь с завидным усердием. Если бы каждый положил на себя хоть 1/10 этих трудов! А газетки всё бьют из пушек по воробьям, только заштопают в одном месте, как в другом прореха. Что поделаешь, масса-то передовая, а вот единицы портят картину. Тон, тон надобно менять, чтобы разворошить эту советскую массу.

Запоем перечитал Щедрина. «История одного города» — наш скотный двор с послушной скотиной и болванами-скотниками. За границей двор почище, а в остальном мы на равных.

24 сентября. Чтение «Головлёвых» и «Пошехонской старины» — неизъяснимое наслаждение. Нравится погружаться в тину усадебного быта, прощупывать его день за днём, дышать его плотным воздухом. Слов нет, смрадно и гадко, но об этом не думаешь. Для Толстого «Старина» означала одно, для меня — другое. Так никто не писал — осознанно — художественно. У других крепостничество было фоном, у Щедрина — обнажённый кусок жизни со всеми его капиллярами и запахами. Но мне-то, мне что до этого? То ли притягательный и уродливый уют, тепло своего угла, значительность и ничтожность домашних дел — суеты, чему отдаются все, кто полностью, кто частично. Это тыльная сторона, без спасительных покровов сладкоречия, и двигатель, и цель, и награда. Мода на Толстого и Достоевского. Почему не на Щедрина? Он обыкновеннее и, значит, современней. С ним ясно видишь, какие силы надо иметь, чтобы выйти на простор и не столько заразиться, сколько не обмануться.

1 октября. Счастье — вещь относительная. Теперь для меня недосягаемо. Понял драгоценное свойство детства — бессвязность, ему по привычке продолжают следовать и взрослые. Ничтожный вопрос: брать или не брать чаевые таксистам, — дискутировался в четырёх номерах «Известий».

2 октября. Частенько копаюсь в своём детстве, оно начинает занимать меня. Многие в своём детстве гости редкие и снисходительные. Они, впрочем, и в собственной жизни гости, не помнящие начала, не думающие о конце. Для них годы, как дорога с редкими фонарями: скорей бы добраться до светлого места. Всё остальное — досадные заботы и неустранимая скука.

10 ноября. Из Омска, где пробыл месяц. Дорожные знакомства. Девчонка-мать с годовалым младенцем, ездила к мужу-солдату. Неустанно, с наслаждением возилась с сыночком: кормила, играла, чистила и, по-видимому, ещё не пришла в себя от того, что смогла произвести на свет такое удивительное существо. Когда я, угрюмый и неразговорчивый, обращался к ее сокровищу, она прощала меня и становилась в душе моим другом. Счастье её непередаваемо, его можно было осязать.

На обратном пути в купе три женщины: худосочная, безжизненная особа, продавщица из универмага, не скрывала, что я ей нравлюсь; полная ей противоположность — дородная, крепкая и смешливая бабёнка лет сорока пяти и, наконец, женщина интеллигентного вида, настолько невыразительная, что я поначалу её не видел 7-го они кутнули, не оставив без внимания меня. Пришлось присоединиться, ибо назойливые приставания и упрёки хоть кого выведут из терпения. Все быстро захмелели, Вера Павловна стала даже развязной. Я невинно оборвал её, она смутилась и вскоре призналась, что сделал это вовремя. Оправдываясь, сказала, что вино раскрепощает. Я промолчал, но подумал: пьют охотно потому, что это самый доступный способ разогнать уныние.


Рекомендуем почитать
Джованна I. Пути провидения

Повествование описывает жизнь Джованны I, которая в течение полувека поддерживала благосостояние и стабильность королевства Неаполя. Сие повествование является продуктом скрупулезного исследования документов, заметок, писем 13-15 веков, гарантирующих подлинность исторических событий и описываемых в них мельчайших подробностей, дабы имя мудрой королевы Неаполя вошло в историю так, как оно того и заслуживает. Книга является историко-приключенческим романом, но кроме описания захватывающих событий, присущих этому жанру, можно найти элементы философии, детектива, мистики, приправленные тонким юмором автора, оживляющим историческую аккуратность и расширяющим круг потенциальных читателей. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Философия, порно и котики

Джессика Стоядинович, она же Стоя — актриса (более известная ролями в фильмах для взрослых, но ее актерская карьера не ограничивается съемками в порно), колумнистка (Стоя пишет для Esquire, The New York Times, Vice, Playboy, The Guardian, The Verge и других изданий). «Философия, порно и котики» — сборник эссе Стои, в которых она задается вопросами о состоянии порноиндустрии, положении женщины в современном обществе, своей жизни и отношениях с родителями и друзьями, о том, как секс, увиденный на экране, влияет на наши представления о нем в реальной жизни — и о многом другом.


КРЕМЛенальное чтиво, или Невероятные приключения Сергея Соколова, флибустьера из «Атолла»

Сергей Соколов – бывший руководитель службы безопасности Бориса Березовского, одна из самых загадочных фигур российского информационного пространства. Его услугами пользовался Кремль, а созданное им агентство «Атолл» является первой в новейшей истории России частной спецслужбой. Он – тот самый хвост, который виляет собакой. Зачем Борису Березовскому понадобилась Нобелевская премия мира? Как «зачищался» компромат на будущего президента страны? Как развалилось дело о «прослушке» высших руководителей страны? Почему мама Рэмбо Жаклин Сталлоне навсегда полюбила Россию на даче Горбачева? Об этом и других эпизодах из блистательной и правдивой одиссеи Сергея Соколова изящно, в лучших традициях Ильфа, Петрова и Гомера рассказывает автор книги, журналист Вадим Пестряков.


В погоне за ускользающим светом. Как грядущая смерть изменила мою жизнь

Юджин О’Келли, 53-летний руководитель североамериканского отделения KPMG, одной из крупнейших аудиторских компаний мира, был счастливчиком: блестящая карьера, замечательная семья, успех и достаток. День 24 мая 2005 года стал для него переломным: неожиданно обнаруженный рак мозга в терминальной стадии сократил перспективы его жизни до трех месяцев. Шесть дней спустя Юджин начал новую жизнь, которую многие годы откладывал на будущее. Он спланировал ее так, как и подобает топ-менеджеру его ранга: провел аудит прошлого, пересмотрел приоритеты, выполнил полный реинжиниринг жизненных бизнес-процессов и разработал подробный бизнес-план с учетом новых горизонтов планирования с целью сделать последние дни лучшими в жизни. «В погоне за ускользающим светом» – дневник мучительного расставания успешного и незаурядного человека с горячо любимым миром; вдохновенная, страстная и бесконечно мудрая книга о поиске смысла жизни и обращении к истинным ценностям перед лицом близкой смерти.


Прибалтийский излом (1918–1919). Август Винниг у колыбели эстонской и латышской государственности

Впервые выходящие на русском языке воспоминания Августа Виннига повествуют о событиях в Прибалтике на исходе Первой мировой войны. Автор внес немалый личный вклад в появление на карте мира Эстонии и Латвии, хотя и руководствовался при этом интересами Германии. Его книга позволяет составить представление о событиях, положенных в основу эстонских и латышских национальных мифов, пестуемых уже столетие. Рассчитана как на специалистов, так и на широкий круг интересующихся историей постимперских пространств.


Серафим Саровский

Впервые в серии «Жизнь замечательных людей» выходит жизнеописание одного из величайших святых Русской православной церкви — преподобного Серафима Саровского. Его народное почитание еще при жизни достигло неимоверных высот, почитание подвижника в современном мире поразительно — иконы старца не редкость в католических и протестантских храмах по всему миру. Об авторе книги можно по праву сказать: «Он продлил земную жизнь святого Серафима». Именно его исследования поставили точку в давнем споре историков — в каком году родился Прохор Мошнин, в монашестве Серафим.