Своё и чужое: дневник современника - [45]

10 декабря. Живуча некрасовская бабушка Ненила, и переводу им не предвидится. Стоило бывшему хозяину области заглянуть в глубинку, как услышал: «Вас бы, Сергей Иосифович, поставить областью управлять, вместе с вашим обкомом». Что спросить с тёмной и немощной старушки? А здесь здоровые и свободные мужики напрашиваются на барщину, без стыда выпячивают иждивенчество. «Вот она — старая-то Русь», — вспоминается Тургенев, никуда не уходила, потеснена, прижата, а снова наступает и сама теснит, слопала не одного реформатора с его реформами, включая и нынешних.

Бездарна как администратор и строит своё положение исключительно на личных связях, а потому безнаказанна и непотопляема. Это единственный у нас закон управления.

11 декабря. Никто не выступает в собственном качестве, все, за редким исключением, дымятся едким чадом нападок, обвинений, оскорблений, тем духом свинства, который пропитывает все поры политики. И подобный тон устраивает общество, мечтающее о развитом капитализме в первобытной, стране. Но и культурные французы громят университеты и поджигают автомобили. Силён бес потребительства, страшен императив самоограничения.

18 декабря. Сутки в избирательной комиссии, наплыв публики, преимущественно пожилой, они-то и вытащили коммунистов на первое место, а малограмотные подсадили жириновцев. Но серьёзных сдвигов с декабря 93-го не произошло, триумфа левых и «патриотов» не получилось. А в целом — всё ещё смотрят назад, милее полуобморочное состояние.

21 декабря. Степан, застенчивый и старательный студент — отличник, в классе неловкий и быстро теряющий самообладание: краснеет, делает язвительные замечания и окончательно рвет с классом. Маленький Дон-Кихот. Мечтает и желает добра, но не умеет пока его делать, не обладает искусством сопряжения. Каждый из нас заключён в оболочку, хрупкую или твёрдую, и успех в том, чтобы проникнуть сквозь неё поглубже и памятнее.

24 декабря. Каждое утро под окном настойчивый дятел долбит сухую древесину. Рядом выгуливают собак, торопятся прохожие, грохочут машины, а он всё своё: тук — тук — тук. Его удары, направляемые приманкой, точны и безошибочны. Почему же мы, желая блага и зная, в чём оно, проносимся век за веком мимо, в сторону? Почему земля наша всё ещё исполнена гнева, печали и стонов? Известный певец признался по радио, что всегда поступает так, как находит нужным. Какое ему дело до того, что тысячи лет назад прозвучал призыв, как поступать должно. Остаётся только повторять в минуты просветления: «Заступнице усердная, Мати Господа Вышняго! Всех нас заступи».

25 декабря. В 1815 Ростопчин сообщал, что «старики унтер-офицеры и простые солдаты остаются во Франции, а из конногвардейского полка в одну ночь дезертировало 60 человек с оружием и лошадьми». Вот наши первые невозвращенцы из народа, вместо родных шпицрутенов и барщины выбрали вольную сторонушку, хоть и чужую. Это к вопросу о патриотизме, который у нас всегда считался принадлежностью народного образа жизни. Бежали умелые, энергичные, авантюристы, а терпеливые и покладистые оставались. Я из последних.

31 декабря. Всё земное — «узы нерешимые»: ни разрубить, ни отказаться, ни уйти. Можно ослабить или затянуть потуже, только легче не будет. Что же выбрать?

1996

18 января. Расползается коммунистический реванш, уже не оппозиция, а вызов с мест, укрепление заповедных зон застоя. Каждая уступка, сговорчивость, робость в минувшие 5 лет теперь стократно аукнутся нашим реформаторам. Череда отставок, рокировок, назначений. Не судьба страны и начатого дела, а приятное сожительство с Думой, её расположение. Да нужен ли сейчас парламентаризм, который никогда не сплачивал, не успокаивал, не двигал дальше? Представляю положение Петра, если бы ему пришлось соразмерять свою политику с Боярской Думой или испрашивать разрешения у Земского собора.

25 января. «Александровский» урок-шедевр, в единстве замысел, композиция, исполнение. Лейтмотивом — раздвоение времен и личности. Хочу быть добрым, милостивым, щедрым, но есть силы выше меня, постоянно увлекающие в другую сторону. И ему, и мне это открылось на исходе.

4 февраля. Мечтаю о преодолении укоренившегося в истории эгоцентризма, культа героев. Они ненавистны мне. Именно супермены порождают запутанность, искривлённость и мучительность развития, а на другом полюсе — безличие, страх, покорность. Нет великих и ординарных, есть неизвестные. В своём пространстве каждый творец велик. Как поразила однажды провинциальная учительница рисования, которая на вопрос репортера, в чем секрет успеха её учеников, с достоинством ответила: «Я владею своей профессией не хуже Вишневской». Очевидно, что разница между ними не в масштабе дарований, а в степени известности: одну знает весь мир, другую — только глубинный русский городок. Уверен, что если бы никому не известная женщина написала о себе книгу «Лидия» или «Анна», то утвердила бы своё имя так же победоносно и неоспоримо, как сделали это другие. Истории вредно навязывать физический эффект эха: кто громче крикнет, тот и будет услышан. Можно получить паноптикум.

7 февраля. Снова усердствуют свои и чужие интеллектуалы, пытаются развести нас с Европой. Набор обвинений убогий и затверженный со времён Карамзина: дух наживы, индивидуализм, замаскированная эксплуатация и неравенство, тупик Всего этого у нас всегда было с избытком, а вот уважения к человеку, ценности любого труда, независимой личности, бытовой культуры до сих пор не нажили. Как будто забыли, что весь русский социализм вырос из неприятия Запада и стремления избежать его «пороков». Неужели этим гордецам-софистам мало одной катастрофы и не жаль сироты-родины?