Свирель - [3]

Уже почти сломлен. Но веки стали свинцовыми, и все желания, включая само желание жить, ослабли и притупились. Жестокая страшная явь перешла в подобие полусна.

Всё стихло внезапней, чем началось. Оборвалось как-то разом. И снова застрекотали сверчки и цикады. Я упустил момент Их ухода… Вернулись в свой мир? Перестали быть осязаемы? Неслышно ушли, отступая в глубины нашего Леса?

На щеку упала тяжёлая вязкая капля, и это заставило разомкнуть веки. Бездумно. Иначе бы не решился, пожалуй, до самого вечера. Всё так же бездумно побрёл по поляне и больно ударился босою ногой о камень, что притаился в высокой жёлтой от зноя траве. Так сильно, что камень подпрыгнул и покатился. Нет, это не камень, а голова в рыцарском шишаке с открытым забралом. Знакомый кабаний оскал.

Недалеко в луже спекшей крови лежала оскаленная конская голова, и я не сразу заметил безголовую тушу, застрявшую в кроне огромного дуба, из-под которого только что встал.

Вверх по стволу спешили рыжим ручьём муравьи. Неутомимый голодный поток рос на глазах густел, ширился и ветвился. Завтра на землю посыпятся чистые белые кости.

Вся панорама поляны напоминала скорее не поле боя, а то, что осталось от крабов после пиршества хищных птиц. Или, точнее, трапезы гривастого волка, когда тот настигнет самонадеянного броненосца, что не боится клыков обычных волков и самого саблезубого властелина.

На панцире безголового рыцаря — огромная вмятина, в треть самого панциря. Какая чудовищно мощная лапа оставила след? В другой половине нагрудника зияет пробоина величиною с кулак. Как от удара А’рана — копья, которым сметают шеренги и разбивают ворота вражеских городов. Но это в балладах. Ведь нет человека, что может такое в реальности. И он бы не смог пробить свой толстый, массивный доспех. Нужна сила двенадцати, двадцати? При том оседлать разъярённого носорога.

Тяжёлый, подобно двуручному, меч прочнейшей тугой твандской стали был согнут в дугу, как будто он сделан из мягкого воска. На нём висят клочья разорванных кожаных ножен. Меч согнут плашмя, и, судя по лопнувшим ножнам, кабаноподобный гигант не смог, не успел обнажить его даже на палец.

Шипастая булава переломлена надвое. Может быть, перекушена? На ней подсыхают капли чего-то ядовито-жёлто-зелёного, подобного гною. Он всё же успел ударить чудовище? Их можно бить?! Нет, не похоже. Тут что-то другое.

Обломок упал на жирного слизня. Тот был побольше ладони. Такие же студенистые капли есть на камнях и стволах ближайших деревьев. Неправда, что слизни незрячи…

Останки второго, что был при жизни злей, хладнокровней. Останки останков. Я совершенно уверен, что тот не погиб быстро и безболезненно. Как, может быть, первый. Всё содержимое рыцарской шелухи вывернуто, разбросано и размётано по поляне. Так поступает лиса, когда доберётся до мягкого брюха ежа, или синица, когда расклюёт сухопарого богомола.

Развёрнутые наизнанку и покорёженные куски части доспехов напоминали большие стальные цветы с рваными лепестками. Их будет трудно собрать для фамильного склепа. О теле лучше не думать.

Что погубило рыцарей и коней? Зубастые челюсти, когти-кинжалы, клювы твёрже металла? Может быть, жвалы, огромные хелицеры, клешни и щупальца, копьеподобные жала? Или же нечто иное, что невозможно представить?

Я подошёл к гранитному валуну в центре поляны. На нём остались глубокие борозды, словно когтили не камень, а влажную глину. Одно несомненно: Они обладают чудовищной силой и быстротой, непостижимой для нашего мира. Похоже, и убивают не ради еды, что видно по останкам погибших. Возможно, мы, обычные существа, для них несъедобны? Приходят к нам позабавиться? Как эти два рыцаря. Но почему только после звуков свирели? Она их пробуждает? Снимает барьер меж мирами?

Демоны или звери? Сколько Их, какие Они? Наверное, разные. Вопросов есть много, и все без ответа. Осталось только гадать. Сама по себе свирель не загадка. Ведь разные существа слышат и видят, воспринимают наш мир иначе, чем люди. И даже люди неодинаковы.

Меня подбодрило хрюканье кабанов-хищников, и вслед за ним послышался вой гривастых волков. В другое время я бы насторожился. Но был сейчас искренне рад. Выходит, в Лесу снова царят обычные твари.

Навстречу мне трусили гуськом гривастые волки. Странные существа. О них говорят, что те водятся только в нашем Лесу. Смешны и опасны одновременно. Лобастые пегие головы с мощными челюстями, способными раздробить берцовую кость носорога, и тонкие длинные ножки со слабыми мышцами. При этом передние много длинней, и с самого лба до хвоста тянется по хребту подобие конской гривы.

Они развернулись уже в полукруг и медленно приближались. Вожак совсем близко.

Я кинул красный гриб-шар, и он беззвучно взорвался, не долетев до земли, облаком невесомой оранжевой пыли. Гривастые волки попятились и заметались, стараясь не попадать в прозрачные щупальца растущего облака-спрута.

Немногие умеют им управлять, но у меня хорошо получается. Я отпустил вожака и других в память о том, что сам избежал смерти. Звери есть звери. Им надо что-нибудь есть. Они не убьют просто ради забавы.