Таверна была полна народу. Расположенное в самом центре города, в окружении рынков и борделей, заведение старого пройдохи Хазмора неизменно пользовалось успехом. Уставшие от нескончаемой толчеи на многолюдных улицах Дирейма путники и торгаши всегда находили приют в этом просторном помещении с дешевыми напитками, вкусной стряпней и миловидной обслугой. Что касается последней, конечно же речь не о плешивом и брюзгливом Хазморе, а о трех его дочерях, старшая из которых — с самым огромным бюстом — только что поставила передо мной наполненную пивом кружку. Я подмигнул ей, а она улыбнулась в ответ, деловито поправив корсет. Наверняка она вспомнила наше последнее ночное приключение. Я-то вот точно этого не забуду, как и того, что в кармане моем осталась всего пара серебряных монет да несколько медяков. Чертовски мало, чтобы наслаждаться жизнью в большом и богатом городе. И снимать комнату в гостинице, где арендаторы готовы содрать с тебя шкуру за несвоевременный платеж.
Его я заприметил сразу — хорошо одетый молодой паренек, затравленным взглядом смотрящий по сторонам. Он двумя руками сжимал глиняную кружку с пивом, при этом частенько вздыхал и подолгу сосредоточенно вглядывался в свой напиток, подобно древним философам, утверждающим, что истину можно найти на дне бутылки. Естественно, с крепким алкоголем.
Труды давно почивших бездельников в последнее время я вспоминал все чаще и чаще. Непростая экономическая ситуация обязывала.
Глядя на опечаленного посетителя, явно не бедного, но при этом определенно имеющего какие-то проблемы, я поймал пришедшую в голову мысль, что он вполне может подкинуть мне работенку.
Я всегда выступал за честный заработок. Даже когда грабил города в составе наемнических подразделений, неизменно испытывал угрызения совести. Душевные страдания усиливались вдвойне, когда вражеская сторона перекупала наш отряд и давала задание защитить поселение, из которого месяц назад мы вынесли все, что не было прибито к полу.
Те времена давно канули в небытие. Лишь чудом я не стал обычным разбойником, что находит свою смерть чаще всего самым бесславным и мучительным образом. Боевые навыки, полученные за годы войн, походов, налетов, всегда обеспечивали мне работу. Правда, последнее время купцы все чаще прибегают к помощи устоявшихся групп свободных воинов, избегая подозрительных одиночек, какими бы опытными они ни были. Если так дела пойдут и дальше, придется вступить в преступное подполье Дирейма. Оно по всей империи славится своей организованностью и влиянием на местные дела.
Кучерявый парнишка в темно-синем камзоле продолжал многозначительно вздыхать, лишь изредка пригубляя пенный напиток. Я взял свою кружку и подошел к нему.
— Можно присесть?
Он посмотрел на меня с таким видом, будто за секунду до этого молил всех богов, чтобы к нему никто не привязался.
— Да, конечно.
Я плюхнулся на табурет и протянул ему руку.
— Меня зовут Фосто — профессиональный телохранитель, бывший солдат на службе… многих.
Кучерявый пожал мою руку, глядя на меня немигающим взглядом. Быть может, его удивило отсутствие шрамов на моем лице, отсутствие оружия или доспехов, но он молча глядел на меня секунд двадцать, прежде чем я развел руками, всем своим видом показывая, что желаю продолжения беседы.
— Эн-рико. Меня зовут Энрико.
— Не поведаешь мне о себе?
— А? А что говорить-то? — едва слышно промямлил он.
— Что обычно говорят при знакомстве? Видишь ли, одного имени недостаточно для полноценной беседы.
Уровень его растерянности заметно повысился, но все же он выполнил мою просьбу.
— Я сын патриция Освальда Хауза. Он владеет поместьем недалеко от северных ворот города. Владел.
— Помер старик? — с участием спросил я. Ни о каком Хаузе я никогда не слышал.
Кучерявый закивал, пригубив глоток пива.
— Ты из-за этого так сокрушаешься? Я-то думал, тебе какая помощь нужна. Ну, знаешь, может, угрожает кто, или сопроводить куда надо.
— Нет, какая уж тут помощь. О жизни я своей думаю.
— А чего же тебе думать-то? У тебя есть поместье, наверняка немаленькое; есть, поди, деньжата и прислуга. Что ты в этой дыре забыл, да еще и один?
— Я — четвертый сын своего отца.
— А-а, — протянул я. — Так ты младший. Наследства лишили?
— Да. Не совсем.
Я придвинулся к нему, прошептав:
— Говори, можешь мне всецело довериться. В свое время я владел столькими тайнами. Ни одной не выболтал.
Он замялся, на короткое время погрузившись в свои мысли. Я не торопил его — он сам должен был понять, как важно излить душу новому знакомому. Снять, так сказать, с души тяжелый груз.
Энрико глубоко вздохнул и начал свой рассказ:
— Понимаешь, отец мой действительно небедный человек. Уважаемый в городе. Был постоянным членом Торгового Совета. Я рос в любви и всегда считал, что моя жизнь сложилась как нельзя лучше. А потом умерла мать. От чахотки. Она успела родить отцу пятерых детей, и уж так распорядилась судьба, что все пятеро оказались сыновьями. Младшему на момент смерти матери не было и пяти лет. Отец недолго пребывал в одиночестве. Взял себе вторую жену, но она оказалась бесплодной, и он, отчего-то расстроившись, выгнал ее из дома. Взял себе третью жену, но та при родах умерла. Вместе с ребенком. Незадолго до смерти женился вновь. На пятнадцатилетней дочери знатного винодела. Завещание отца нам пятерым объявили вчера. И, я думаю, сейчас ты поймешь мое негодование.
