Свинцовый дирижабль «Иерихон 86-89» - [72]

Моя мама, я думаю, была рада такому развитию событий. Ей не в чем было упрекнуть себя, ведь она не выгнала меня на улицу. Просто сын вырос и решил жить самостоятельно. И я тоже не видел в этом никакой трагедии. Я только жалел, что так и не успел подружиться с отцом. Мы с ним, образно говоря, разминулись.

Он сильно опоздал с женитьбой из-за войны, а потом – из-за повышенного спроса на уцелевших и не покалеченных войной мужчин. Он мог выбирать, торопиться с женитьбой было некуда. Поэтому я стал поздним ребенком. Он явно ощущал, что дистанция в возрасте не позволяет ему участвовать в моей жизни так, как если бы он был молодым. Он любил белые китайские рубахи “Дружба”, просторные светлые брюки, которые он называл чесучовыми, Луи Буссенара, Луи Армстронга и Теодора Драйзера. Он посмеивался над моим упоением “левисами”, Робертом Шекли, “роллингами”. Он выработал свой тип отношений со мной – как бы необязательных и всегда иронических комментариев моих поступков или высказанных мнений. Если, скажем, он возвращался с работы, а у меня громко была включена музыка, он никогда не требовал выключить, он мог сказать:

“Сынок, соседи с пятого этажа просят сделать погромче, они слова плохо слышат”.

Мы жили на первом этаже.

Только с его уходом я обнаружил, что наши отношения так никогда и не переросли в отношения двух взрослых мужчин, у каждого из которых был свой опыт, достойный сравнения и обсуждения. Вероятно, поэтому меня так и потянуло к Кащею.

От этих мыслей меня оторвал негромкий стук в дверь. Я затаил дыхание. Мое присутствие выдавал свет настольной лампы, но ведь я мог уйти и забыть выключить ее. Снова постучали, и потом Анна Николаевна позвала:

– Митенька, к вам пришли.

Это было невероятно. Такую настойчивость моя соседка могла проявить только под чьим-то нажимом. Скажем, показавшего ей удостоверение Майорова. С упавшим сердцем я подошел к двери и, открыв ее, увидел Наташу.

Она решительно ступила в комнату и сказала:

– Митя, привет. У меня есть два билета на “Браво”, пойдем?

Не отрывая взгляда от меня, она затворила дверь за собой, отрезав взволнованный взгляд Анны Николаевны, и, сделав еще шаг ко мне, обняла и сказала негромко:

– Билеты у меня на завтра, можно я сегодня останусь у тебя?

В кино в такой момент персонажи впиваются друг в друга, но мы стояли так вот в обнимку, и при этом я совершенно не испытывал никаких таких эротических чувств. Никакой гипертонии. Хотя получил то единственное, что мне нужно было в тот вечер – близость дорогого человека.

– Ну, – сказал я наконец. – Чем я обязан такому счастью?

– Я была дежурной по номеру и прочла твой репортаж об этом поселке. И я увидела, что ты вычеркнул свою фамилию и поставил этот псевдоним – Липов. Потом позвонили из обкома и хотели говорить с тобой, и тогда Римма сказала им, что ты написал заявление. Я слышала этот разговор, и я поняла, что это все. Ты больше не придешь в эту редакцию. Что я тебя больше могу не увидеть. И я испугалась.

После этих слов я очень-очень осторожно поцеловал ее, и впервые она не сделала попытки уклониться, напротив, она прижалась своими губами к моим. Оторвавшись от меня, она перевела дух и, когда я хотел снова поцеловать ее, остановила меня.

– Постой, я хочу еще сказать тебе что-то важное. Ты знаешь, как всегда моя мама говорит – мол, я ищу рыцаря на белом коне. Это правда, Митя, мы все ждем своего рыцаря, который сделает что-то необычное, значительное. И я знаю, что то, что ты сделал, это такой шаг... То есть я хочу сказать, что я не знаю в нашей редакции никого, кто бы мог так поступить.

– Я чувствую себя героем, – сказал я, прижимая ее к себе. – На белом коне. Но без средств к существованию. Что же мы будем делать дальше?

– Я тебе скажу, что дальше, Митя.

– Ну, давай.

Она снова набрала воздух и шумно выдохнула.

– Значит так. Дальше ты выключишь свет. Потом ты пойдешь и примешь душ. А я буду ждать тебя здесь.

Это было настолько невероятно, что я рассмеялся. Потом я отпустил ее, выключил свет и пошел выполнять полученное распоряжение. Когда я вернулся, подрагивая от ледяного душа, горячая вода, ясное дело, не шла, я был почти уверен, что в комнате уже никого не будет. Но я ошибся.

Глава 30

– Ты что ебнулся, грузчиком? – сказал мне Миша. – Положи пару копеек и возьми будку стеклотары. – На хрена тебе уродоваться с этими алкоголиками?

– Пару копеек это – сколько? – спросил я.

– Ну, штуки три надо дать. И потом будешь отстегивать еще что-то людям в торге. Но это уже как договоришься.

– Миша, откуда у меня три штуки?

Улыбка тети Светы, при которой происходил этот разговор, давала понять, как ей жалко меня, бедного. В смысле, неимущего.

– Слушай, Миша, мне не надо этих баснословных доходов, мне нужна простая работа. Грузчиком будет нормально.

– Чувак, зачем устраиваться на плохую работу, если можно устроиться на хорошую? Ну, тебе что, негде три штуки занять? У родителей, например, у теток каких-то? Ты что, сирота казанская?

Повисла пауза, во время которой у меня возникло ощущение, что Миша прикидывает, может ли он дать мне эту сумму, но тетя Света своевременно пришла ему на помощь.