Свидания в непогоду - [92]

Она положила деньги на стол и, поцеловав дочь, заспешила на ферму. А Валя, посидев немного у окна, пошла в магазин.

С утра над Горами сеялась непроглядная свинцовая муть. Муторно было в небе, муторно на земле. Напористый ветер сбивал Валю с ног, хлестал звучной, пахнущей льдом капелью. Поворачиваясь к нему то спиной, то боком и не забывая обходить лужи, иссекаемые мелкой рябью, Валя медленно взбиралась на «верхушку».

Народу в магазине было мало. Валя сунула покупку в авоську, спрятала ее под пальто, чтобы не замочить, и опять вышла на улицу. Домой возвращаться не хотелось, идти на ферму в такую погоду — тоже. Подумав, она завернула за угол, в контору.

Она не ожидала встречи с Михаилом Петровичем (в этот час он обычно выезжал в бригады) и, увидев его, нерешительно остановилась у порога.

— Ходи, ходи, невеста, да сквозняка не устраивай, — с непонятной, как всегда, усмешкой сказал Михаил Петрович.

Он сидел за одним столом с управляющим отделением, который при входе Вали хмуро повел бровями, но глаз от бумаг не поднял. Управляющий что-то вычитывал из бумаг, а Михаил Петрович, опираясь на палку, перелистывал записную книжку. В глубине комнаты щелкала на счетах Лида Симакова. Уходить ни с чем не хотелось, и, кивнув мужчинам, Валя подсела к Лиде.

— И вовсе она не болеет, а так вот — дурачков ищет, от своей группы хочет избавиться, — говорил управляющий, сердито топорща небритую губу. — Сама же запустила скотину, а теперь другим хочет подкинуть.

— Да, надои у нее пустяковые: четыре килограмма на корову. Себе в убыток, — согласился Михаил Петрович и с досадой пришлепнул записную книжку. Лицо его стало расстроенным и по-стариковски усталым.

— На вечер пойдешь? — спросила Валя, наклоняясь к подруге и в то же время прислушиваясь к разговору мужчин.

— Конечно. Куда же я? — Лида смахнула костяшки, и одновременно с их щелканьем Вале послышалась фамилия Ганюшиной. Она бегло взглянула на Михаила Петровича: отставив больную ногу, он неловко засовывал в карман свою потрепанную книжку.

— И черт ее что, — вполголоса ворчал он. — Опять же говорит: кормов нет. А вчерась смотрю: сено у нее коровы топчут, концентраты тут же под ногами…

Звонкий шлепок прервал его слова. Это управляющий ударил ладонью по столу:

— За корма взыщем, Петрович. И людей найдем. Свои не хотят — со стороны позовем. Придут!..

Лида взяла журнал учета и линейку. Разлиновывая лист, тихо спросила Валю:

— У тебя нет ли мулине? Голубенького?

— У меня? Голубенького? — рассеянно переспросила Валя.

Хлопнула входная дверь: на пороге показался Яша Полетаев с развернутым в руках куском обоев. Он был без пальто и шапки, — значит, пришел не с улицы, а от себя, из клуба, но щеки его пунцовели, точно нахлестанные ветром, а в походке и в небрежно скинутом на лоб вихре чувствовалась старательная молодцеватость.

— Последнее, — сказал он и, искоса поглядывая на Валю, шагнул к Лопатину.

Михаил Петрович многозначительно кашлянул и подхватил край свертывающегося куска обоев. По белой изнанке его изгибались, ускользая от глаз, цветные строчки объявления.

— Куда это?

— Трактористам.

— Вот и ладно… Да ты мне, никак, показывал его? Давно бы повесить надо.

— Сейчас бегу, — смутился Яша.

Лида хмыкнула в кулак, управляющий забарабанил пальцами по столу, а Михаил Петрович снова кашлянул. Все поняли, что Яшу привело в контору не объявление о лекции, а нечто более для него важное.

— Ничего, ладно написано, — сказал Лопатин, стараясь сгладить неловкость и приободрить Яшу. — Давай, главное, комсомолию мобилизуй. А после лекции и танцы, пожалуй, можно… Ты чего лыбишься? — строго спросил он Лиду, сдерживая сам улыбку.

— Что вы, Михаил Петрович! Я ничего…

— Помогли бы лучше Якову людей собрать.

— Обойдусь, — обиженно сказал Яша, и конец узорчатого платка упал с его опустившегося плеча.

«И чего меня сюда принесло?» — думала Валя, передвигая на столе линейку. Улучив минуту, когда управляющий и Лопатин заговорили опять о делах, она быстро вышла из конторы. Но как только повернула за угол, на осклизлую дорогу, убавила шаг.

Перед спуском к дому Валя услышала за спиной топот ног, плеск воды; разорванный ветром возглас пронесся над ухом:

— …ля-а!

Догадываясь, что зовут ее, она не оглянулась.

— Валя! — послышалось совсем рядом, и уже не громко, а робко, неуверенно. — Ты что же в библиотеку не зашла?

От бега или волнения Яша тяжело дышал и не глядя шлепал по грязи.

— Не можешь осторожней? — сказала Валя, подбирая хлопающие, как паруса, по́лы пальто.

— Я достал «Пармский монастырь». Помнишь, просила?

— Ты мог сказать об этом в конторе… И вообще, это глупо — бегать на виду у всех.

— Ты хочешь сказать… — Яша распрямился, побледнел и, тяжело переставляя ноги, отступил на полшага.

— То, что слышал. Разве непонятно?

Секунду они испытующе смотрели друг на друга, пока Валя не спохватилась, что надо идти. Но, едва повернувшись, она поскользнулась и вскрикнула. Яша бросился к ней. Он наклонился, крепко охватив плечи Вали, и она близко увидела его мальчишески припухлую губу и какие-то необыкновенные, испуганно сияющие глаза.

— Медведь, чуть не уронил, — сказала она и улыбнулась. — Никому не давай Стендаля: я вечером зайду.