Свидания в непогоду - [80]

Шрифт
Интервал

«Тоже, видно, не сладко… И на кого досадовать, когда сама кругом виновата?» Потом и он уехал, и негодование, и боль — всё прошло. Потом незаметно как-то то в клубном зальце, то где-нибудь у водокачки она чаще стала встречать железнодорожника с плоским, точно отутюженным, лицом. Ни словом не обмолвился он, ничем не выказал удивления, увидев однажды с нею Васька; погладил мальчонку, сунул ему конфетку. А позже сказал, стискивая ее руку:

— Тяжело вам одной-то, Нюрочка.

— Нелегко, — сказала она.

«Что за миражи были в глупой твоей голове, что за туманы? Как не могла разгадать хорошего человека?» — думала она о себе, перебирая вечером цветы из станционного палисадника.


Как-то в январе, после полудня, железнодорожник зашел за нею в контору, ведя за руку Васька; рядом шли две девочки — Нюрина и его дочь: они собирались в Березово за покупками.

Зима в этом году опять выдалась совсем не по-северному теплой и слякотной. В безветренном воздухе кружились, тая на лету, пухлые снежинки, под ногами месился рыхлый снег.

— Не гляди по сторонам, Васек, гляди под ноги, — говорил железнодорожник, заботливо наклоняясь к мальчику.

А Васек, запрокинув голову, смотрел на мать, которая вдруг остановилась, и на дядю в пальто и в шляпе, в резиновых сапогах, который тоже остановился напротив и удивленно смотрел перед собой.

Это был Шустров. Приехав несколько минут назад на своей машине, он поставил ее за стеной конторы, а сам, оглядываясь, неторопливо вышел к скверику, узнавая и не узнавая знакомые места. И вдруг эта встреча… Несколько секунд он стоял как вкопанный, переводя взгляд с Нюры на железнодорожника и с него на детей.

— Здравствуйте, Нюра, — сказал он наконец с хрипотцой.

Она кивнула машинально. Испуг и удивление метались в ее зелено-желтых зрачках.

— Что это… К нам, что ли?

— Нет. Случайно. Проездом, — сказал Шустров, желая задержать взгляд на мальчонке и не смея сделать это. — А вы что — опять здесь?

— В конторе… Без Нюры разве можно? — улыбнулась она.

«Простая, милая Нюра, теперь ты, кажется, счастлива», — подумал Шустров, незаметно оглядывая железнодорожника. И они разошлись.

Арсений приехал не случайно, как сказал Нюре. После разговора с Марией о дальнейшей работе ему всё чаще приходила мысль перевестись куда-нибудь в район, — только там и она, став агрономом, и он могли найти себе настоящее дело. Ничего пока не говоря Марии (хотелось порадовать ее неожиданно), он решил сделать этот новый шаг в своей жизни.

Еще в декабре он узнал, что одной из районных мастерских, по-соседству с березовской «Сельхозтехникой», нужен инженер-механик по оборудованию ферм. Он бывал в этих мастерских, ему нравились и работавшие там люди, и самый поселок, напоминавший чем-то Снегиревку. Он узнал также, что ближайшему от поселка совхозу нужен агроном. «Значит, всё начинать сначала, как будто и не было этих трудных лет? — еще с некоторым сомнением спрашивал он себя, и отвечал: — Нет, не сначала, а на новой ступени. Иначе нельзя». Старик, из отдела кадров словно ждал его прихода. «Лучшего нельзя и придумать», — напутствовал он Арсения. А Мария, узнав о его решении, сказала так, как давно не говорила: «Хорошо будет, Арсик, я очень рада!» — и нотки прежней восторженности слышались в ее голосе.

Перед уходом из исполкома ему хотелось исполнить давнее свое желание — навестить Снегиревку. Случай представился: березовская «Сельхозтехника» снарядила колонну машин для вывозки торфа, и ему поручили понаблюдать за отправкой техники.

Далекой и немного трогательной, как всё отходящее в прошлое, вспоминалась ему снегиревская жизнь. С волнением подъезжал он к поселку, а когда выехал на гребень лесистого холма, притормозил «победу»: хотя и зимняя, и слякотная, Снегиревка открылась ему пестро и крупно, как цветная вклейка в «Огоньке». Зеленой оправой стояли вокруг поселка леса, в небо поднимались сизые дымки, с реки доносилось звонкое шлепанье вальков. И было у Арсения такое ощущение, точно после длительных блужданий пристал он к родным берегам…

Отойдя от Нюры, он еще раз взглянул на нее, и легко почему-то шагалось ему к мастерским.

Вся площадка перед ними была заполнена погрузчиками, автомашинами, бульдозерами. Несколько человек у ближайшего погрузчика заметили его, кто-то крикнул: «Шустров приехал!» Знакомые и незнакомые лица замелькали перед ним; тряс руку дядя Костя, непонятно подмигивал Миронов.

С краю площадки Шустров увидел Береснева: опустившись на корточки, тот осматривал раму транспортера, говорил с кем-то невидимым; рядом пригибался Петро. Шустров подошел к ним. Поздоровались. Береснев, грузно распрямляясь, первый протянул ему руку, справился:

— В гости? По делам?

— И так, и так, — улыбнулся Шустров, подавая руку Петру.

Из-под рамы транспортера выбрался, кряхтя, Лесоханов — в треухе, в брезентовом, с тугими складками, плаще. Откуда-то выскочили Гайка с Шайбой — завизжали, заластились у ног хозяина. «Кажется, так это всегда и будет», — тепло подумалось Арсению.

— Где вы сейчас? — спросил его Андрей Михалыч.

— Пока в облисполкоме.

— Почему «пока»?

Наедине с Лесохановым Арсений, вероятно, сказал бы ему о своем предстоящем переезде в область, но в присутствии других людей не решился и ответил полушутливо:


Рекомендуем почитать
Твердая порода

Выразительность образов, сочный, щедрый юмор — отличают роман о нефтяниках «Твердая порода». Автор знакомит читателя с многонациональной бригадой буровиков. У каждого свой характер, у каждого своя жизнь, но судьба у всех общая — рабочая. Татары и русские, украинцы и армяне, казахи все вместе они и составляют ту «твердую породу», из которой создается рабочий коллектив.


Старики

Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.


Ночной разговор

В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…


Встреча

В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».


Соленая Падь. На Иртыше

«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».