Свидания в непогоду - [78]

Длинный переход странно подействовал на него: утомил и взбодрил одновременно. Было далеко за полночь, когда он снова очутился возле конторы, у скверика. Снегиревка спала глубоким сном, лишь ветер не унимался — гнул кусты акаций, гремел железом на крышах.

Не чувствуя холода, Шустров присел на скамью. Он достал папиросу и долго жег спички, закуривая. Потом ветер сорвал с его головы шляпу, и он бежал за нею до самой тропы к мастерским.

Короткий взгляд на тропу, тускло мерцавшую ледяным крошевом, о многом напомнил ему. Сколько было хожено по ней за эти годы, сколько было возможностей сойтись поближе с людьми, и ни одной из них он не воспользовался. Ведь еще в первую снегиревскую осень на занятии кружка он говорил себе: «На них, на механизаторов, держи равнение». Не удержал. Не принял тогда протянутой на дружбу руки. Не он, а они вместе с Лесохановым и Иванченко заботились о поточных линиях, обновляли технику, расширяли мастерские. Жизнь оказалась сложнее, чем он думал, и не он, а она перехитрила его.

«Надо самому что-то делать, не ждать у моря погоды, — говорил он себе, возвращаясь на Лесную. — Завтра же пойти к Земчину, честно сказать: „Ставьте отчет на собрании, что хотите делайте. Я готов“. Только так. Только так…»

Утром, придя домой с дежурства, сельповская сторожиха рассказывала соседке, жене Климушкина, о странных ночных блужданиях управляющего «Сельхозтехникой».

— Ветер с ног валит, холодина, а он всё бродит туда-сюда, как сам не свой. Уж, думаю, не обронил ли чего?

— Небось поищет теперь, — отвечала Климушкина. — Мой-то Николай Никодимыч точно знает, где тут собака зарыта: жена у него, говорит, в город укатила. К другому, будто, и дочку с собой взяла…

ГЛАВА ПОСЛЕДНЯЯ ДЛЯ ЧИТАТЕЛЯ, ПЕРВАЯ ДЛЯ ШУСТРОВА

1

Ни на другой, ни на третий день Шустров не пошел к Земчину.

Застуженный в ночь блужданий снегиревскими сквозняками, он слег, и вскоре дядя Костя отвез его в районную больницу. Здесь почти месяц отлежал он с крупозным воспалением легких, а когда вернулся на усадьбу, в конторе ожидал его вызов в город.

И вот он вновь в облисполкоме, но на этот раз не в кабинете Узлова, а в отделе кадров, у заведующего. Он хорошо знает по прежним встречам этого пожилого, суховатого на вид человека с военной выправкой. Арсений не пытается, как прежде, угадать по взгляду собеседника и первым его словам, зачем вызван, что ожидает его. Спокойно и, пожалуй, расслабленно сидит он в кресле, готовый ко всему, что ему скажут. Но собеседник почему-то мнется. Справившись о здоровье Шустрова, он начинает медленно, с растяжкой, говорить.

Он отдает должное березовской «Сельхозтехнике», ее руководству. Затем голос его звучит приглушенней, взгляд ускользает; в осторожной речи Арсений угадывает намек на то, что ему, к сожалению, не удалось сработаться с коллективом. И Шустрову становится вдруг неловко и за себя, и за этого бывалого человека, который говорит, видимо, совсем не то, о чем думает. «Щадит меня после болезни? Исполняет чью-то чужую волю?»

— Короче, товарищ Шустров, — говорит заведующий, с облегчением выбираясь из лабиринта слов: — есть мнение — в интересах дела и в ваших собственных — предложить вам другую работу.

Шустров потирает пальцем щеку. Всё ясно. Он готов. Он сам хотел этого. И всё же с последними словами заведующего что-то будто натянутое до предела, как струна, обрывается в нем… Остается неясным: постарался ли тут по старой дружбе Гоша или действовали какие-то другие пружины? И он без прежней заинтересованности, почти безучастно, словно речь идет о другом человеке, спрашивает:

— Товарищ Узлов в курсе дела?

Заведующий секунду смотрит на него пытливо.

— Да, — отвечает сухо. — Вы, может быть, хотите встретиться с ним?

— Нет, — говорит Шустров. — Не нужно.

Тогда собеседник поднимается из-за стола. Он стар, стар; под глазами дрябло свисают мешочки, пучки седых волос торчат на висках. Он обходит стол и, приблизившись к Шустрову, неожиданно кладет ему руку на плечо.

— Слушай-ка ты, Арсений, что я тебе скажу, — по-отечески мягко и вместе с тем сурово говорит он. — Официальная часть кончилась, ну ее… Послушай старика. Что тебе, в самом деле, не работалось там, как всем? Что за притча? И на кой черт было лезть в управляющие, пускаться во все тяжкие со всякими проектами? Думал, поди, просто всё? Раз, два, и пошла писать губерния! Так-то вот наломаем иной раз дров — сам черт не разберет…

Он еще долго говорит, убежденно и страстно, и Арсений слушает его серьезно, чуть побледнев. Разговор заходит о новой работе Шустрова. Выбрать есть что: можно, при желании, инспектором в областную «Сельхозтехнику» или инструктором в облисполком; не заказан, в конце концов, путь и в управляющие. А можно…

— Слушай-ка… К чему тебе, право слово, чин, канцелярия?.. Эх, друже, кабы не годы — засучил бы сейчас на твоем месте рукава да куда-нибудь в самую гущу. С головой!

— Надо подумать, — говорит Арсений.

— Подумать, обязательно подумать!..

Да, на многое еще и в своей жизни, и в окружающей нужно взглянуть ему заново, многое осмыслить по-иному. И он просит дать ему пока возможность поработать инструктором облисполкома — поездить, осмотреться, а там дело покажет…