Свидания в непогоду - [73]

Мария всё думала повидаться с Нюрой, посмотреть поближе, что она за человек, но это никак не удавалось. То ее детей приводила и уводила Глафира, то внезапно появлялась сама Нюра и, недолго помаячив среди детей и родителей, так же внезапно исчезала. На вторую неделю Марии стало ясно, что Нюра не желает встречаться с ней; опять показалось, будто и эти мимолетные встречи в тягость ей. И давние непогасшие подозрения, как угольки под ветром, стали разгораться в Марии.

Споткнувшись однажды на ровном месте, Васёк расквасил себе нос. Мария смыла ему лицо и, посадив на кушетку, взялась за полотенце, но рука ее опустилась, и она с минуту удивленно смотрела на мальчонку.

Что-то очень знакомое, виденное, кажется, совсем недавно, проглянуло в повороте его головы, в выражении глаз, смотревших чуть исподлобья. Она стала вытирать Васька, заново и пристальней вглядываться в голубовато светящиеся его зрачки, в легонькую ложбинку на подбородке. Точно отмытые, в лице его явственно проступили черты, близкое сходство которых с чертами другого, хорошо знакомого ей лица поразило Марию. «Нет, не может быть. Теперь тебе всё будет мерещиться», — отмахивалась она, как от наваждения, но из закоулков памяти наползала всякая дрянь, и это последнее, в кривой усмешке: «Видать, в батька́!»

В первую минуту она решила сегодня же сказать всё Шустрову, потребовать от него ответа. Но, вспомнив разговор с ним о Нюре, его брезгливо припухшую губу, остыла. Придя домой, она почувствовала страшную усталость, а утром проснулась в непонятном оцепенении, точно нужно было войти в холодную воду, а она не решалась.

В этом неопределенном состоянии прошло еще несколько дней. Шустров уехал в санаторий. Тягуче и липко растягивалось время. Мария перебирала вечерами книги, свое и Ирино белье. Однажды в комоде она обнаружила семейный альбом и, едва взглянув на него, почувствовала, будто в памяти приоткрылась какая-то створка.

Листая плотные страницы с прорезями, она нашла старую фотографию, которая живо напомнила ей сидящего на кушетке Васька. Она вздохнула облегченно и, вынув из альбома снимок, положила его в сумку.

В этот же вечер звонил Шустров из санатория, предупредил: завтра будет. Застигнутая звонком врасплох, Мария ответила что-то несвязное и повесила трубку.

2

Усталый, с опавшими щеками, вернулся Шустров домой, — как будто не отдыхал, а ворочал на станции кули. У Марии даже под ложечкой заныло, когда взглядом скользнула по этим щекам. Но отвернулась, не подала виду.

Шустров старался держаться обычно. С дороги тщательно помылся, натянул пижаму. Был немногословен, только Иришку порасспросил, как дела, да заметил, что впечатление от санатория осталось на этот раз неважное. Когда перед ужином Мария поставила на стол два прибора — ему и Ирине, спросил, приморщиваясь:

— А себе что же?

— Я уже поела.

Он неторопливо ел суп, слушал Ирину болтовню. Ковыряя вилкой мясо, справился еще, глядя в спину Марии:

— Что у нас нового?

Мария гремела посудой, боялась, что мысли расплывутся в этих тягучих минутах, обратятся в ничто.

— Не знаю, может у тебя что есть, — сказала она. — У меня по-старому.

Тогда он отложил вилку и повернулся к ней вместе со стулом:

— Что за тон, Мария? Ты можешь мне объяснить?

Она не ответила. «Забыл всё или притворяется?» После ужина Шустров перебрался на тахту в гостиную, включил приемник. Мария оделась, сказала Ире: «Я сейчас вернусь», — и, прихватив сумочку, спустилась этажом ниже. Вчера еще, сегодня днем в цепочке ее неясных построений не хватало какого-то важного звена. Теперь оно, кажется, нашлось. Боясь поколебаться, усомниться в этом, она постучалась в комнату Петра Жигая.

Евдокия гладила белье, Петро на кухонном столе мастерил что-то. Девочки играли на полу.

— Дуся, — сказала Мария, — вас можно на минутку?

— Сейчас, Машенька. — Евдокия поставила утюг на стальной цилиндрик, подошла.

— Нет, не здесь, — Мария увлекла ее в коридор. Не отпуская ее локтя, спросила: — Вы знаете, где живет Нюра?

— Да, Маша.

— Есть одно дело… Вы сходите со мной к ней?

Евдокия провела ладонью по ее воротнику, медлила.

— Сто́ит ли, Машенька? — сказала она догадливо.

— Одной мне тяжело… Но всё равно, и одна пойду.

— Сейчас, только оденусь, — быстро сказала Евдокия.

Они вышли на улицу, молча и почему-то торопливо миновали два квартала. В соснах шумел ветер, падали редкие, холодные капли дождя. Скоро показалась водокачка, и за нею — трехоконный домик с палисадником, с палевым светом в окнах.

— Здесь, — сказала Евдокия.

Мария первая вошла в Нюрину теплую, показавшуюся ей душной, комнату. Было чистенько, пахло душистым мылом. Нюра, по-кошачьи как-то подобравшись, недоверчиво и растерянно смотрела на незваных гостей. Люся и Васёк, завидев знакомых, бросились им навстречу, зашумели.

— Не ждали, Нюра? — шагнула Мария от порога, и сама растерялась. При виде ребят мысли опять стали расползаться, блекнуть. — Вы не смущайтесь… Мы ненадолго…

Она огляделась: скудная, но опрятная мебель, теплый свет от абажура. Высокая постель с горкой подушек и наивными петушками на думках. Всё уютно, чистенько… «На этой постели и спали, должно быть…»