Свидания в непогоду - [61]

Шрифт
Интервал

— Так ведь как сказать, Арсений Родионыч, — лавировал дядя Костя. — Не нравится им, вишь, что вроде вы вчуже от людей, в сторонке эдак. А по мне, так положение обязывает… Ну и насчет техники поговаривают: тоже, мол, в сторонке, не осведомлены…

— Всем мил не будешь, дядя Костя, — старая истина, — сказал Шустров, убеждая этими словами не столько «дядьку» своего, сколько самого себя.

Он уверял себя, что не мог и не должен был ожидать ничего иного, и всё же чуть показавшееся острие больно кольнуло его. Из всех пунктов окольных речей дяди Кости с одним ему пришлось безусловно согласиться: техники, машин, он действительно чуждался. Не оттого ли он каждый раз чувствует себя чужаком в мастерских, среди рабочих? Не оттого ли не может найти с ними общий язык? Он добросовестно считал, что ни в те дни, когда был инженером по механизации, ни тем более сейчас, не было и нет необходимости самому копаться в машинах, садиться, например, за баранку. Похоже, что это было заблуждение… В конце концов, он мог бы не копаться, как Лесоханов, но знать-то машины, уметь управлять ими он обязан.

Он и сам удивился, как эта простая истина не доходила до него раньше или, вернее, проходила в сознании боковыми тропками, не задерживалась. Преодолевая неожиданную робость, он сказал как можно будничней:

— Дай-ка, дядя Костя, покрутить бараночку.

Дядя Костя подозрительно и не без интереса покосился:

— А сладите?

— Попробую. Студентом, на практике, водил немного.

Глухой проселок лежал вдали от населенных пунктов; дорога была ровная, присыпанная снежной крупицей. Оглядев ее, дядя Костя приглушил мотор, выключил зажигание и поменялся местом с Шустровым:

— Вот, смотрите, рычаг этот так должен быть. Ключ зажигания сюда повернете, держите, пока мотор не заработает…

— Это-то я знаю, — улыбался Шустров. — Ты вот с передачами подскажи.

Он уверенно обхватил руль длинными пальцами. «Газик» неровно толкнуло и погнало вперед. Ветер ударил в стекло. Дядя Костя, пристраховывая рукой баранку, наставлял:

— Правей, правей. Так… Тихо. Не на свадьбу, чай…

В кювет они всё-таки угодили, и больше часа провозились, пока вытолкали машину на проселок. Вдобавок стемнело и испортилось что-то в стартере. Шустров освещал стартер длинным, как ракетница, стволиком карманного фонаря, внимательно следил за манипуляциями дяди Кости.

— Помалкивай, дядя Костя, — сказал он, когда, уже чуть ли не к полуночи, въезжали они в «Зарю». — Получу экспромтом права — пусть дивятся люди: когда это управляющий успел?

5

Семен Семеныч Бидур листал перед сном «Огонек». Черные, с проседью, запорожские усы его свисали над страницами журнала, брови то хмурились, то взлетали к вискам. Зеленоватый свет от настольной лампы под абажуром падал на выцветшие стены комнатки Семена Семеныча, отгороженной от столовой вагонкой, на окно, завешенное тюлем. В столовой тикали ходики, скрипела половицами хозяйка.

Издали, с улицы, послышался шум мотора; он приближался, и Семен Семеныч, подняв голову от журнала, стал соображать: машинный двор в другом конце деревни, выезд на проселок там же; значит, кого-то нелегкая несет к нему. А мотор совсем близко, и вдруг примолк под самыми окнами. Семен Семеныч щелкнул выключателем лампы, — в комнату скользнул свет фар. Залаяла, гремя цепью, собака.

— К тебе, видно, — приоткрыла занавеску жена.

Не одеваясь, Бидур выскочил к калитке. За нею мнется рослый человек, руки положил на штакетник.

— Не узнаёшь, Семен Семеныч?.. Извини поздних гостей.

— Шустров? Арсений Родионыч! — Бидур откинул задвижку. — Как не узнать! Не заблудился ли случаем?

— Нет, по делу. Ты уж извини: в дороге из-за машины задержались. Думал к вечеру быть.

— Давай, давай, успеем поговорить… Кто там еще с тобой?

Дядя Костя подогнал машину поближе к окнам, и все вошли в дом.

— Стеснять вас не стоит, — сказал Шустров, входя за хозяином на кухню. — Может, где в другом месте заночуем?

— Мой дом — мои и гости, — ответил Семен Семеныч. — Всем место найдется.

Не очень близки были между собой Шустров и Бидур, хотя и бывали в хозяйствах один у другого, вместе доводилось высиживать на заседаниях, коротать время в дороге. О случае с продажей «натика» они друг другу не напоминали, — было недоразумение и сплыло. К тому же с той поры Шустров старался не обходить Бидура ни дефицитными запчастями, ни машинами, и они ладили.

— Я к тебе, Семен Семеныч, по важному делу, — говорил за чаем Шустров. — Мастерские, видал, как мы налаживаем? Еще немного, и закрутится конвейер — только успевай машины подавать. Во всей области не найдешь таких… Но тут, главное, так дело поставить, чтобы и загрузка была круглый год, и техника вовремя ремонтировалась. Короче, составляем мы такой график на весь год, с учетом потребностей хозяйств.

— Це добре, — сказал Бидур. — По-заводскому, значит? С размахом?

— Да. Каждое хозяйство в определенные месяцы должно будет поставлять на ремонт строго определенное количество машин. Частично мы на ближайшие месяцы уже наметили.

Бидур, подкручивая ус кверху, спросил:

— И меня не обошли?

— Никого не обошли. Все будете довольны.

— Так… Як же вы, скажем, с моими машинами распорядились?


Рекомендуем почитать
Дни испытаний

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.