Свидания в непогоду - [60]

Сопоставляя советы и указания обоих руководителей, Шустров ясно видел, что они, эти советы, не совпадали, — так подтверждалась старая догадка, вновь вызывая мысль о двух линиях собственного поведения. И, как всегда, он убеждал себя, что надо быть осмотрительней, спешить не следует.

4

— Честно скажу, Арсений Родионыч: не пойму — к чему все эти затеи? Графики ремонта у нас есть и без того; правда, не годовые, но работа идет ритмично, слаженно, а это, в конечном счете, главное… А что насчет автоколонны — может быть, и нужное дело, не спорю, но ведь не входит же оно в наши функции!.. — Лесоханов примолк, сдвинув кепку к затылку. Не найдя, видимо, подходящих слов, махнул рукой: — Не пойму!.. Не то это, совсем не то!

Шустров хмуро улыбнулся.

— И я не пойму, Андрей Михалыч, — почему не то? — ответил не сразу, растирая вспухшую у губ складку. — Может быть, потому, что непривычно для нас? Но новое всегда непривычно. Возьмите хотя бы с нашей душевой. Многие тогда сомневались, и я, грешным делом, а ведь хлопоты оправдались. Так и это.

— Дай, как говорится, бог… А по мне, всё-таки, лучше так: давайте-ка главным, мастерскими, займемся. Работы у нас, настоящей, живой работы, — непочатый край!

— Вы мне когда-то говорили, что мастерские никуда от меня не уйдут, — напомнил с усмешкой Шустров.

— Говорил, да, кажется, промашку дал…

Беседа была мирной по виду, без обострений, но она одинаково тревожила и Шустрова, и Лесоханова. Андрею Михалычу было бы, в конце концов, мало дела, чем занимается управляющий; не мешает, и ладно. Но о молодом инженере и молодом человеке Шустрове, облеченном к тому же большими полномочиями, он не мог думать безразлично. Шустров, кажется, понимал это. Упоминание о мастерских обеспокоило его не меньше, чем Лесоханова.

Каждый день он наблюдал, как быстро подвигаются реконструкция рабочих площадок, новое строительство. Вот уже и душевая поднялась во весь свой рост, и отлаживаются новые технологические линии. Он был удовлетворен технической частью и по-прежнему не вмешивался в нее, предоставив всё Лесоханову и Иванченко. В то же время он видел, что это невмешательство всё более отдаляет его от коллектива, и это тревожило его. В мастерских делать ему было почти нечего, финансовые дела успешно вели Климушкин и бухгалтер. Что оставалось ему? Можно было бы довольствоваться достигнутым, но самолюбие Шустрова настоятельно требовало привнести в работу «Сельхозтехники» что-то свое, значительное. Такими и представлялись ему идеи, подсказанные Узловым. Что ж из того, что Лесоханов против, а Прихожин и Береснев требуют экономических обоснований? Ни одно большое дело не обходится без сомнений и издержек. «Действуй! — подхлестывал он себя. — Вот твоя задача, и будь настойчив в ее решении».

Испытывая мало знакомую ему увлеченность работой, он энергично принялся распахивать свое поле. Через исполком затребовал из хозяйств все данные о наличной технике и особо — паспорта автомашин, обзавелся справочниками, написал подробную докладную Бересневу, и без устали разъезжал по хозяйствам.

В этих заботах незаметно стекали дни и месяцы. Прошло лето с пряными запахами луговых трав, отшумели осенние ливни, белыми полотнищами устлались дороги. По всему Березовскому району они были изъезжены вдоль и поперек, а старый их ветеран, доставшийся от Иванченко «газик», добросовестно набирал всё новые километры. Всяких сцен повидано было Шустровым с обмятого его сиденья, всяких историй наслышано от неуемного дяди Кости.

С ним, с дядей Костей, было всегда хорошо, удобно, — Шустров давно освоился с образом доброго дядьки, чудом перекочевавшего из восемнадцатого века в двадцатый, из тряского рыдвана в автомашину. С ним он разговаривал просто, не стыдясь обнаружить в чем-либо неосведомленность, поинтересоваться настроением механизаторов. И вместе с тем ему казалось, что это простое общение с простым человеком делает его добрее, великодушней.

Зимним днем однажды они ехали в колхоз «Заря», к Бидуру. Поездки по хозяйствам не приносили пока результатов, которых ожидал Шустров. Обдумывая предстоящую беседу с председателем колхоза, он вдруг спросил дядю Костю, какого тот мнения о планах ремонта техники и эксплуатации автотранспорта.

— Сто́ящее дело, Арсений Родионыч, давно пора навести порядок, — сказал дядя Костя. — Машин, верно, много наплодилось, и каждый по-своему хозяйствует. Это всё равно что ударять растопыренными пальцами… Одна только закавыка здесь… — переждал он минутку. — Ежели, скажем, ремонт, — это, понятно, наше дело. А насчет автоколонны пусть заботятся кому положено.

— В том-то и штука, дядя Костя, — плохо заботятся. Кому-то надо начинать.

Но дядя Костя уже не мог уняться. Разохотившись, он сослался на народ, на механизаторов, — они-де тоже не одобряют этих хлопот с автоколонной. Шустров весь обратился во внимание, не раздражаясь полюбопытствовал: почему? Как ни пытался дядя Костя упрятать шило в мешке, а пришлось сказать — слово так и цеплялось за слово — кое-что не очень приятное хозяину.

— Значит, и мной недовольны? — с деланной улыбкой спросил Шустров.