Свидания в непогоду - [50]

Шрифт
Интервал

— Жигай!

Петро подошел к трактору. Смутно он ждал этой минуты, готовился к ней, но всё равно по рукам, по телу пробежала непослушная дрожь.

— Чего прячешься? — Береснев подал ему руку.

— Нет… Чего мне, — кашлянул Петро.

Ему случалось встречаться с секретарем райкома, а раз даже показывать ему небольшое приспособление к туковой сеялке, и тогда Береснев остался, кажется, доволен. Не забывая о своих проступках, Петро при каждой встрече с Бересневым, как, впрочем, и со всяким начальством, поджимался, точно ожидал доброго подзатыльника. И теперь, по тому, как секретарь придерживал его руку и всматривался в него как-то пристально и странно, словно посмеивался про себя, Петро был почти уверен, что сейчас-то вот и услышит что-нибудь вроде: «Хороший ты парень, Петро, да вот за галстук закладываешь не в меру». Но, отпустив его руку, Береснев спросил буднично:

— Сам поведешь?

— Нет, Миронов… Он лучше ДТ ведет.

— Что ж, друзья, подавай бог, — улыбнулся Береснев, и Петро как будто впервые увидел лицо его, уже немолодое, в пропылившихся складках, с глазами немного усталыми и добрыми.

Получив от колхозного агронома нужные указания, Миронов развернул трактор, плавно повел его к штабелю. Лопата врезалась в основание штабеля. В ту же минуту часто и дробно, как в грохоте, забарабанили по железу комки удобрений, зашумели лопасти винта, и под крики «Давай! Давай!» раздробленная смесь навоза и торфа широким полукружьем накрыла поле. Подгоняемые настильным градом, люди побежали в разные стороны. Петро медленно шел за трактором, не замечая бьющих по ногам, по штанам хлопьев смеси.

Меньше чем за десять минут от штабеля не осталось и следа, а большой участок вблизи того места, где он стоял, припудрился охряным крошевом. Миронов повел ДТ к следующему штабелю. Люди разрозненно догоняли машину.

— Петро!

Петро обернулся: сбоку догонял его Береснев.

— А ведь неплохо, кажется?.. Ты погоди, не спеши. — Береснев вцепился рукой в борт плаща, точно держался за него. — Долго пришлось поработать с этой штуковиной?

— Не очень. Да и не я один — помощников хватало.

С минуту шли молча, глядя под ноги.

— Живешь-то как, расскажи.

— Как… обыкновенно, — заныло сердце у Петра.

— Да-а, Петро, — протянул, раздумывая, Береснев. — Задаешь ты мне задачку похлеще, чем у Малинина и Буренина…

«Начинается», — отдалось в Петре, однако любопытство пересилило и, кажется, не так уж страшно было говорить с секретарем; даже имя и отчество его пришли на память:

— Это кто же такие, Павел Алексеич?

— Ну! Неужели не слыхал? Впрочем, это так, присказка… — И, неожиданно положив руку на плечо Петра, сказал с силой: — Да ты понимаешь ли, что делаешь?

Петро — голову в плечи:

— С кем не бывает, товарищ секретарь…

— Я не об этом… Я хочу сказать — понимаешь ли, какое золотое дело сделал?.. Вишь, вишь, никак уже к четвертому подбирается!.. Ведь если такую штуковину по всему району пустить — сколько труда сэкономится! Чувствуешь?

— Чувствую, Павел Алексеич.

— А мне вот сдается — плохо чувствуешь. Себя не ценишь, не уважаешь (странно как-то — и строго, и с усмешкой — покосился на Петра: «Извини уж, и я скажу»). Позволяешь, чтобы люди, а среди них, не исключено, и менее достойные, чем ты, честили тебя на всех перекрестках. И ничего, главное, не скажешь, — верно честят. Ты скажи: может, подлечиться треба? Схлопочу — в город пошлем.

— Нет, Павел Алексеич, спасибо. Сам, думаю, справлюсь. — Петро растроганно глотнул слюну. — Иной раз, правда, как бы сказать, и не от себя зависит.

— Ну-ну, это уж ты зря… Это, Петро, в старину добрые русские мастеровые с горя запивали. А у тебя какое горе? Работа по душе, семья хорошая, жилье вот скоро получишь…

— Так ведь не только это, — туманно вглядывался Петро в уходящий ДТ. — Бывает, и с обиды хватишь… Иной бы лучше, может, и выругал от души, а то посмотрит так — и тлёй себя чувствуешь… А ведь у самого, верно, медяк за душой, да и тот зеленый.

Береснев улыбнулся чему-то про себя:

— Это верно, Петро. Обидеть могут иной раз хлестко, всё равно что ранить. Но и это не оправдание.

— А то́ еще досадно, Павел Алексеич, что нашего брата к тунеядцам, к бюрократам причисляют, — откровенничал, не узнавая себя, Петро.

Признание было неожиданным, и Береснев даже приостановился:

— Как? Как? — и не успел Петро повторить — прыснул веселым смехом: — Ох, Петро!.. Ну конечно же, обидно!.. Видишь — совсем никуда не годится!..

Они догнали ДТ на шестом штабеле. Остальные тоже подтягивались к трактору со всех сторон. Лесоханов проверял валкователь.

— Вот это я понимаю — дали прикурить! — кричал запыхавшийся Володя. — Нам бы целой бригаде на весь день хватило, — и бросился пожимать руку Петру.

— Оформляй, Петро, заявку на изобретение, — сказал Шустров, улыбаясь дружелюбно. И взглянул на Береснева: — Совсем бы, кажется, молодец парень, вот только насчет рюмочки слабоват.

— С кем не бывает, товарищ Шустров, — вздохнул Береснев.

5

Двухэтажный шестнадцатиквартирный дом на Лесной готов был к приему новоселов. Шел июнь. В сосняке медово густел запах росистых трав, нагретой хвои. Ветви деревьев шумели зрелой листвой, клонились к окнам. Строители убирали мусор с площадки, прикатывали асфальтированную дорожку.


Рекомендуем почитать
Дни испытаний

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.